– Диана!.. – вскричал мистер Финниан, и вместе с тем последняя песчинка упала вниз.

– Будь счастлив, Грегори, – прошелестел ее голос.

Все было кончено.

– Простите, мой дорогой, – Валентайн подошел к рыдающему старику и положил руку ему на плечо. – Время вышло.

– Время, – сквозь слезы проворчал он. – Да что вы знаете о времени? Его никогда не хватает…

Я наклонился поднять его трость.

Мистер Финниан снял очки и тщательно протер их клетчатым носовым платком.

– Похороны… будут завтра? – сдавленным голосом, но уже деловым тоном спросил он.

– Завтра. Все будет по высшему разряду. Не беспокойтесь об этом, – мягко ответил Валентайн.

Мистер Финниан забрал у меня трость и, не глядя ни на кого из нас, тяжело пошел к выходу.

– Как вы думаете, он будет в порядке? – тихо спросил я, глядя ему в спину.

– Диана хотела только одного: чтобы он был счастлив, – так же тихо ответил Валентайн. – По соседству есть какой-то мальчик и собака. Думаю, он не будет скучать.

Я вздохнул. Валентайн ободряюще похлопал меня по плечу.

– Некогда грустить, друг мой, у нас впереди – скучная работа гробовщиков.

До самой ночи мы занимались подготовкой тела к похоронам. Красивая и умиротворенная, умело раскрашенная ван Доффером, миссис Финниан лежала в гробу в окружении свежих алых роз. Но ее присутствия я больше не ощущал. Она ушла. Теперь это было просто тело.

Утром прибыл нанятый нами кортеж, мы отвезли миссис Финниан на Хайгейтское кладбище и похоронили в семейном склепе, где было еще место для мистера Финниана. На церемонию прощания не пришел никто. Мистер Финниан стоял один, в строгом черном твиде, с совершенно сухими глазами.

После он подошел к нам.

– Я хотел поблагодарить вас, – пробурчал он. – Вы и в самом деле профессионалы своего дела.

– Мы делаем свою работу, – отозвался Валентайн.

Мистер Финниан протянул руку в кожаной перчатке, и Валентайн мягко ее пожал.

Мы стояли, наблюдая, как сгорбленная стариковская фигурка удаляется вниз по аллеям старого кладбища.

– Нам пора домой, – Валентайн приобнял меня за плечи. – У гробовщиков всегда много дел, не правда ли?

Ворон, сидевший на крыше склепа, взмахнул крыльями и сорвался куда-то ввысь. Я проводил его взглядом.

Да, у нас всегда было много дел, печальных и необходимых, которые отвлекали от не менее печальных мыслей. И все же я не мог не задумываться о том, что будет в старости со мной самим?

И будет ли кто-то стоять над моей могилой с глазами, уставшими от слез?..

На эти вопросы у меня не было ответа.

Глава 4

Интермедия. Дора

К моему прискорбию, в конце октября я был вынужден покинуть Лондон на некоторое время. Причиной стало слезное письмо мужа моей сестры Доры, в котором он сообщал, что она тяжело больна и ее, скорее всего, скоро навестит священник.

Дора с детства отличалась слабым здоровьем, и все же это известие опечалило меня. С тяжелым сердцем я показал письмо домашним и отправил телеграмму Валентайну, предупреждая о своем отъезде.

И уже на следующее утро трясся в дилижансе по разбитым дорогам графства Бакингемшир. Дора с мужем жили в уединенном поместье недалеко от Милтон-Кинса, потому дорога отняла у меня почти целый день.

Густой туман укутал подъездную тропу. Я расплатился с кучером, и дилижанс исчез, как призрак, в вечернем сумраке. Я обернулся, глядя на величественную громаду Кинс-холла, и почувствовал, как холодок пробежал по спине. Я остался совершенно один. Любого другого на моем месте напугала бы перспектива столкнуться в такой глуши с призраками – я же опасался живых.

Мне захотелось оказаться дома у камина, беседуя с мистером Блэком о событиях минувшего дня. Следом пришло другое желание – чтобы Валентайн был рядом со мной. Мне же стоило взять с собой Валентайна? Партнеры имеют обыкновение держаться вместе, а если речь зашла о возможном сопровождении в мир иной моей сестры (я не строил иллюзий и понимал, что из моей новой работы мистер Оливер Кинс выжал бы все возможное, как выжал уже из наследства Доры), и мог приготовиться…

Если честно, я бы просто хотел, чтобы Валентайн тоже был здесь.

Жаль, что светлые мысли догоняют нас, как говорят французы, уже на лестнице.

Я собрался с силами, поспешил к дому и постучал дверным кольцом.

Дверь мне открыл дворецкий, старый мистер Стюарт. С привычной неприязнью оглядев меня с головы до ног, он принял мое пальто и проскрипел:

– Хозяин ждет в гостиной, сэр.

Я знал, что мистер Стюарт недолюбливает меня, как и Дору, – полунищих студентов, Дора училась в Бедфордовском колледже и собиралась стать художницей. Но, как и многие талантливые женщины нашей эпохи, предпочла брак и рождение детей возможной карьере. Разве мог я ее осудить? Тогда мы еще и предположить не могли, что я разбогатею.

Все скудные средства нашей семьи ушли на приданое Доре.

К сожалению, первый и единственный сын Доры погиб в утробе, не успев родиться. После чего врачи запретили ей пытаться родить. К счастью, Оливер оказался порядочным человеком и устроил супругу, бесполезную в глазах высшего общества, со всем уважением, какое мог к ней испытывать. Несмотря на то что большую часть жизни она проводила в кровати, у нее была студия, где она писала маслом, а ее картины украшали коридоры Кинс-холла наравне с портретами родовитых предков Оливера.

Сам Оливер ждал меня в гостиной у камина, над которым широко раскинулись оленьи рога. Я знал, что Кинсы были заядлыми охотниками. Возможно, эти рога – его собственный трофей.

– Дориан, – он повернул голову, услышав мои шаги. – Спасибо, что прибыли. Дора боялась, что вы откажетесь от приглашения.

– Как я могу? – удивленно ответил я. – Дора – единственный родной человек, который у меня остался.

– Приятно ошибаться в людях, – Оливер кивнул мне на кресло и сел напротив.

На столе стояла початая бутылка хереса.

Подошедший Стюарт быстро наполнил его бокал, и Оливер немедленно сделал большой глоток, даже не поморщившись.

– Присоединитесь ко мне?

– Простите, но я не пью.

– Ах да. У вас же убеждения, я слышал, – он усмехнулся. – Стюарт, сделай мистеру Хэйзелу чай, пожалуйста.

– Да, сэр, – скрипуче отозвался дворецкий и удалился.

Походка его, шаркающая от того, что ему приходилось подволакивать ногу, не позволяла двигаться быстро. Кинс-холл жил неспешно, в ритме своей увядающей хозяйки и старика-дворецкого. Странно было видеть здесь Оливера, полного жизни.

– Дора в самом деле очень плоха, – наполнив стакан заново, поделился он. – Болезнь съедает ее изнутри. Ее лечащий врач думал, что она продержится дольше, но… Ей