это он сделал детей такими, а его слова все еще не доходили до моего разума. Помощник мага, побледнев, словно мел, бесшумно ринулся к двери.

— Ты уверен в этом?

Голос Адама стал жестче и строже, за ним послышался едва слышимый лепет королевы, она совсем обессилела, и я почти не различал ее голос, но я понял, что она тщетно пыталась воззвать к супругу и выслушать ее.

— Да, ваше величество, ошибки быть не может.

Я внутренне похолодел, не желая верить в происходящее, в ушах зазвенело, и я все-таки сполз по стене, сев на пол. Как такое вообще могло произойти? Что случилось?

Придворный маг вылетел из спальни, словно ошпаренный, а за ним и повитухи с помощницами. Все выглядели ошарашенными и напуганными настолько, что даже не взяли с собой инструменты. Ева вновь попыталась что-то сказать королю, но ее речь нарушил шлепок пощечины. Тихий, вкрадчивый голос Адама сочился ядом.

— Я мог понять то, что у тебя был дар, но дети…

— Адам, я прошу, услышь меня, такое бывает, даже если дара нет, это не повод для злости, они ничем не отличаются от тебя, это твои дети.

— Не верю ни единому твоему слову.

— Адам…

— От меня не могли родиться темные выродки, Ева.

— Это обычные дети, с даром или без они твои.

— Я этому не верю.

— Я клянусь…

Послышался шум и снова детский плач, но вместе с ними вдруг закричала королева.

— Не смей! Оставь их в покое! Не смей забирать их у меня! Адам!

Адам вылетел из спальни и, быстро отыскав меня взглядом, сунул куль из простыни в руки. В ткани завозились младенцы.

— Избавься от них и проследи, чтобы никто ничего не смог рассказать. Понял?

— М-мой господин, так нельзя…

— Ты еще со мной спорить будешь?

Он процедил это сквозь зубы, и от одного взгляда мне стало страшно. Вцепившись в детей, я торопливо кивнул, уже рассчитывая, кому я мог бы их отдать.

— К-конечно, я найду для них…

— Нет! Не хватало еще, чтобы ублюдки выросли и заявили свое право на трон.

— Но мой король…

Я осекся на полуслове под грозным взором Адама. Из спальни вновь послышался крик королевы и шум, кажется, она попыталась встать.

— Замолчи! И лежи смирно, с этого дня ты и шагу из своей башни не ступишь, я должен точно знать, что в следующий раз ты ни с кем не спутаешься.

Он отвернулся от меня и скрылся в комнате, хлопнув дверьми. Я услышал отчаянный плач Евы, рвущий душу на части, и в ужасе прижимал к себе младенцев. Как я должен был поступить? Имею ли я право ослушаться приказа? Разве могу я…я…

В каком-то безумном порыве я поднялся на ноги и тихими коридорами замка побежал куда глядят глаза, не различая дороги и не понимая, что творю. В голове разом смешались тысяча мыслей, мой бег подгонял крик матери, потерявшей свое дитя, и, даже оказавшись на улице, я слышал его в своих ушах, как проклятие. Хотелось спрятаться, скрыться от людских глаз, собственной совести и короля, хотелось зажмуриться и, открыв глаза, понять, что все это лишь дурной кошмар, навеянный тяжелым днем, но как бы я ни пытался, как бы не моргал, стряхивая пелену слез, мучение мое не прекращалось.

В своем помешательстве я пробежал к дальнему саду дворца и остановился лишь у кромки пруда, где свой свет отражал огромный диск луны. Обессилено упав на колени, я дышал, словно загнанный пес, и трясся от страха и отвращения к собственной жизни.

Король приказал… мне король приказал… он отдал приказ…

Чтобы никто ничего не смог рассказать…

Сколько людей сейчас знают о том, что в светлом королевстве появился темный наследник?

Зубы клацнули, и, судорожно втянув воздух, я неожиданно для себя завыл. Как это могло произойти? Как?

По щекам бежали горячие дорожки слез, прохладная ночь начала сентября казалась такой тихой, и только мое сознание настолько шумным и тревожным, что я невольно потянулся к ушам. Сверток в моих руках вновь шевельнулся, дети недовольно захныкали.

Посмотрев на них и на воду, я испугался собственной ассоциации, но иного выхода не мог предложить. Я бы зашел туда, в эту мирную гладь вместе с ними, если бы меня не ждали дома.

— Простите… богом молю, простите…

Прижав к себе сверток в последний раз, я не глядя прикоснулся к нему губами, не переставая шептать. Они навряд ли слышали меня и навряд ли бы простили, но я не мог промолчать, прежде чем навсегда распрощаюсь с собственным покоем. Я точно знал, что буду видеть это место, крик и плач во снах, и каждый раз я буду просыпаться, умоляя простить.

Подползая к воде на коленях, я все больше ощущал себя мертвецом, и меня едва не тошнило от ненависти к себе, от отвращения и бессилия. Мне хотелось помочь, спасти их, но я не представлял, как это сделать. Разум послушно припомнил мне, что происходит с детьми темных в наших краях, и в этот момент я почти оправдал себя. Наверно и правда лучше так, чем рабами в подвалах благословенных церквей.

Но свое сердце и совесть я не мог обмануть так же, как сознание. Я все еще чувствовал, что поступаю неправильно, бесчеловечно и человеком с этого момента быть не могу. Инструмент, жуткая тварь, что просто исполняет приказы, безликий страж короля.

Протянув руки над прудом, я последний раз посмотрел на простыню. Это несложно, мне стоит лишь разжать пальцы. Даже не нужно топить самому.

От последней мысли меня скрутило так, что я едва не упал сам в воду. Меня отчаянно тошнило, руки слабели, и, закрыв глаза я позволил себе отпустить сверток.

Но ожидаемого всплеска не услышал, лишь дуновение ветра перед собой.

Распахнув веки, я растерянно огляделся и увидел на берегу в нескольких шагах от себя огромного рыжего кота с оскаленной мордой. Он сжимал в зубах сверток и сверлил меня ненавистным взглядом.

— Спасибо…

Чувствуя, как мое тело ослабевает от пережитого ужаса, я беспомощно смотрел на кота и готов был рвать волосы на себе, оправдываясь и умоляя понять, но заранее знал, что это бесполезно.

— Уходи, прошу тебя, уходи, не дай им себя поймать.

Зверь недовольно фыркнул и отвернулся, ловкие лапы увели его в заросли самшита, скрыв от меня в мгновение ока. Я остался один на берегу пруда и не мог поверить в то, что случилось.

Тучи неожиданно скрыли луну, и она перестала отражаться на глади, будто отвернув