Шрифт:
Закладка:
То ли в результате извращенного стимулирования гонениями, то ли по другим причинам число людей, которые считали себя или считались практикующими колдовство, быстро росло, особенно в субальпийской Италии; оно приняло характер и масштабы эпидемии; народная молва утверждала, что 25 000 человек приняли участие в «ведьмином шабаше» на равнине близ Брешии. В 1518 году инквизиторы сожгли семьдесят предполагаемых ведьм из этого региона и держали в тюрьмах тысячи подозреваемых. Синьория Брешии протестовала против такого массового задержания и препятствовала дальнейшим казням; тогда Лев X в булле Honestis (15 февраля 1521 года) приказал отлучить от церкви всех чиновников и приостановить религиозные службы в любой общине, которая отказывается исполнять, без проверки и пересмотра, приговоры инквизиторов. Синьория, игнорируя буллу, назначила двух епископов, двух брешианских врачей и одного инквизитора для надзора за всеми дальнейшими процессами о колдовстве и для расследования справедливости предыдущих приговоров; только эти люди должны были иметь право осуждать обвиняемых. Синьория увещевала папского легата положить конец осуждению людей ради конфискации их имущества.16a Это была смелая процедура; но невежество и садизм взяли верх, и в последующие два столетия, как в протестантских, так и в католических землях, как в Новом Свете, так и в Старом, сожжения за колдовство стали самыми мрачными пятнами в истории человечества.
Мания знать будущее поддерживала обычное разнообразие гадалок — пальмиров, толкователей снов, астрологов; последние были более многочисленны и влиятельны в Италии, чем в остальной Европе. Почти в каждом итальянском правительстве был официальный астролог, который определял благоприятное с точки зрения небесных сил время для начала важных предприятий. Юлий II не покидал Болонью, пока его астролог не отмечал благоприятное время; Сикст IV и Павел III позволяли своим звездочетам определять часы проведения важных конференций.16b Вера в то, что звезды управляют характером и делами человека, была настолько распространена, что многие университетские профессора в Италии ежегодно издавали iudicia — предсказания, основанные на астрологии;16c пародировать эти ученые альманахи было одним из юмористических приемов Аретино. Когда Лоренцо Медичи восстановил Пизанский университет, он не стал вводить курс астрологии, но студенты требовали его, и ему пришлось уступить.16d В кругу эрудитов Лоренцо Пико делла Мирандола написал мощный выпад против астрологии, но Марсилио Фичино, еще более ученый, выступил в ее защиту. «Как счастливы астрологи!» — восклицал Гиччардини, — «которым верят, если они говорят одну правду на сто лжи, в то время как другие люди теряют всякий кредит доверия, если они говорят одну ложь на сто правд».16e И все же в астрологии было определенное стремление к научному взгляду на вселенную; она в какой-то мере уходила от веры в то, что вселенной управляет божественная или демоническая прихоть, и стремилась найти согласованный и универсальный естественный закон.
II. НАУКА
Суеверия людей, а не противодействие церкви, тормозили развитие науки. Цензура публикаций не стала существенным препятствием для науки вплоть до Контрреформации, последовавшей за Трентским собором (1545f). Сикст IV привез в Рим (1463) самого известного астронома XV века, Иоганна Мюллера «Региомонтана». Во время понтификата Александра Коперник преподавал математику и астрономию в Римском университете. Коперник еще не пришел к своей потрясшей мир теории вращения Земли по орбите, но Николай Куза уже предложил ее, и оба они были церковниками. На протяжении четырнадцатого и пятнадцатого веков инквизиция была относительно слаба в Италии, отчасти из-за отсутствия пап в Авиньоне, их раздоров во время раскола и заражения просвещением эпохи Возрождения. В 1440 году материалист Амадео де Ланди был судим инквизицией в Милане и оправдан; в 1497 году Габриэле да Сало, вольнодумный врач, был защищен от инквизиции своим покровителем, хотя «он имел привычку утверждать, что Христос был не Богом, а сыном Иосифа».16f Несмотря на инквизицию, мысль в Италии была более свободной, а образование более развитым, чем в любой другой стране в XV и начале XVI веков. В ее школы астрономии, права, медицины и литературы стремились попасть студенты из десятков стран. Томас Линакр, английский врач и ученый, окончив университетские курсы в Италии, установил алтарь в итальянских Альпах, когда возвращался в Англию, и, бросив последний взгляд на Италию, посвятил алтарь ей как Alma mater studiorum, матери-воспитательнице, университету христианского мира.
Если в этой атмосфере суеверий снизу и либерализма сверху наука добилась лишь скромных успехов за два века до Везалия (1514–64), то во многом потому, что покровительство и почет достались искусству, учености и поэзии, а в экономической и интеллектуальной жизни Италии еще не было явного призыва к использованию научных методов и идей. Такой человек, как Леонардо, мог охватить взглядом весь космос и с жадным любопытством прикоснуться к дюжине наук; но великих лабораторий не было, препарирование только начиналось, ни один мискроскоп не мог помочь биологии или медицине, ни один телескоп не мог еще увеличить звезды и поднести луну к краю земли. Средневековая любовь к красоте переросла в великолепное искусство; но средневековой любви к истине было мало, чтобы перерасти в науку; а восстановление античной литературы стимулировало скептический эпикуреизм, идеализирующий античность, а не стоическую преданность научным исследованиям, нацеленным на формирование будущего. Ренессанс отдал свою душу искусству, оставив немного для литературы, меньше для философии и меньше всего для науки. В этом смысле ему не хватало многообразной умственной деятельности времен расцвета Греции, от Перикла и Эсхила до стоика Зенона и астронома Аристарха. Наука не могла продвинуться вперед, пока философия не расчистила путь.
Поэтому естественно, что тот же читатель, который знает по именам дюжину художников эпохи Возрождения, затруднится вспомнить хоть одного
