Шрифт:
Закладка:
Зазвонил телефон из города. Владимир Федорович долго слушал трубку, а после коротко ответил в нее:
— Не буду я этого делать. — Помолчал немного и снова сказал: — Раньше делал, а теперь не буду. Свой план мы сделали, притом с горбушкой, а на дядю работать не станем… Хорошо, я приду на бюро и скажу то же самое.
Все ясно. Живем мы в новое время, а работаем по-старому. Районное начальство натягивает план: если одно предприятие что-то недодало, можно перекрыть за счет другого, работающего лучше. Вал-то один — в рублях. Вот почему бессмертен наш вал, он для отчета хорош. По валу-то мы всегда план натянем. Владимира Федоровича вызовут на бюро, дадут строгача, четвертый раз в этом году.
— Знаете, кому я должен помочь? — сказал Владимир Федорович. — Есть у нас в районе обувная фабрика детской обуви. Вся продукция идет на склад, а ей хоть бы что, никаких санкций, ничегошеньки. А хороший завод пыхтит изо всех сил — при тех же результатах. Сейчас этот обувной директор будет звонить: Володя, умоляю…
— Что же делать в таком случае? Где выход?
— Закрывать их. Безжалостно. Объявлять социалистическими банкротами. Оборудование продать с молотка. А коробку приберет хороший руководитель. Дайте хоть мне. Да я бы такой шикарный цех там сделал! И рабочих обратно набрал бы. Рабочий никогда не пострадает, не надо этого бояться. В Венгрии, я слышал, указ приняли: рабочему дается гарантия на шесть месяцев, пока он найдет работу, если его предприятие ликвидировано, государство принимает пособие на себя. У нас и шести месяцев не понадобится. При нашей-то нехватке рабочих рук. А руководство фабрики пострадает, это точно. Но разве мы обязаны никчемных руководителей опекать? А мы как раз никчемных и бережем. Потому как никчемный послушен. А тому, кто со своим норовом, — по зубам. Наболело, знаете ли. Ведь это как на войне — лучших выбиваем.
— Думаю, положение скоро изменится, — заметил я. — Об этом уже говорят.
— Осторожничаем. Слышал я, в одном месте готовятся провести эксперимент по закрытию нерентабельного завода. Хотят обложить такое закрытие со всех сторон подушками. Так ведь за счет государства можно устроить так, что и банкротство станет выгодным. Такой банкрот будет требовать: дайте мне орден, тогда закроюсь. Очень много слов мы применяем. Пока реальное дело видим в избыточном потоке бумаг. Одна бумага начинает накладываться на другую, слово противоречит слову… Другое наше неудобство, из самых последних приобретений — комиссии замучили. Всех уровней и составов: по всей тематике, начиная с идеологии и кончая последним болтом. У комиссии какая задача: непременно найти что-нибудь такое-этакое. Если ничего не найдут, так вроде и комиссия тут не работала. И представьте, находят. Не найдут, так домыслят, придумают, потом ходи доказывай, что ты не верблюд.
— Вы уже перешли на договорные обязательства? Что это дает?
— Не только перешли, но и выполняем свои обязательства по договорам. А что это дает, пока не могу сказать. То есть нам-то лично дает, это наш прибыток. А вот всему народному хозяйству — это надо еще проверить. Скажем, я выпускаю электродвигатели и по договорным обязательствам должен поставить такому-то заводу в город Энск двести двигателей. Я поставил ровно двести. Свои договорные поставки выполнил. Но есть ли гарантия того, что все эти двести электродвигателей там работают? А может, в Энске завысили заявки и двести наших электромоторов лежат мертвым грузом на складах. Значит, снова может получиться холостой прокрут.
— А госприемка? Не похоже ли это на очередную комиссию?
— Эта комиссия по делу, ибо она смотрит конечный результат. Но я уверен, что госприемка — это вынужденная мера, следовательно, временная. Разрешите прочитать вам небольшую цитату, она у меня всегда под рукой. Вот: «Да и вообще система ограничения — самая мелочная система. Человека нельзя ограничить человеком: на следующий год окажется надобность ограничить и того, который приставлен для ограниченья, и тогда ограниченьям не будет конца». Знаете, откуда это?
Я знал. Так говорил Николай Васильевич Гоголь сто сорок лет назад в «Выбранных местах из переписки с друзьями». А глава, где сии провидческие слова сказаны, называется «Занимающему важное место».
Я прошел несколько переулков и наконец выбрался на Садовое кольцо, продолжая размышлять о разговоре с Владимиром Федоровичем.
Вечерний город жил затухающей жизнью. Редкие машины стремглав проносились мимо, пешие грудились у троллейбусных остановок, окна домов неудержимо угасали, казалось, что фасады остывают.
Я упрямо шагал полуночной Москвой, пытаясь докопаться до сути.
Существует верхний предел принимаемых решений. В математике он известен давно. А вот теперь переходит в теорию управления. Теорему верхнего предела в самом грубом виде можно сформулировать таким образом: чем больше количественных компонентов в принимаемом решении, тем ниже качество достоверности данного решения.
Можно сказать более популярно и для русского уха глаже: нельзя объять необъятное.
Впервые с верхним пределом принимаемых решений столкнулись американские монополии, которые, как известно, то и дело разоряют и заглатывают мелкие фирмы и компании. Однако оказалось, что процесс концентрации капитала (и управления им) не может быть бесконечным. Начался сбой в самых верхних этажах управления. Крупнейшие супермонополии перешагнули верхний предел принимаемых решений — качество достоверности упало. Пришлось американским монополиям срочно перестраиваться без каких-либо подсказок со стороны, а единственно из страха понести убытки. Так появились дочерние фирмы, обладающие полным правом принятия решений.
Сейчас мы много говорим о гибкой технологии. Первые гибкие линии уже действуют на наших заводах. Но для гибкой технологии требуется гибкое планирование. Гибкая технология не нужна, если планирование не будет опережать ее. Так и останется красивая техническая игрушка для отчета…
В этом месте работа над заметками у меня внезапно прервалась,