жбан с виноградным соком. Что там творилось! В этом сезоне был изобретен новый танец, распространившийся в одно мгновение по земному шару. Танец назывался сизифион. Он и впрямь был повальным танцем. Партнеры под музыку валились на пол и принимались катать друг друга. Это было очень красиво — и полно скрытого смысла.

В «Подружке Сиззи» начинался первый конкурс по сизифиону. Сизиф был единодушно избран председателем жюри.

Музыка смолкла. К Сизифу подошел его прапраправнук Ампедокл XVIII.

— Что скажешь, дед? — спросил он.

Сизиф отвечал не без грусти:

— Когда я пришел сюда, этого города здесь не было.

6. ПРАВДА ПРОТИВ МИФА

Всякая сказка конечна, лишь реальность не знает конца. Не принимаю на себя неблагодарного труда — составить перечень современных сизифов. Мне бы хоть контуром, хоть пунктиром их очертить.

Вот Сизиф в отдельном кабинете со всеми удобствами, бруствер из телефонов — его оборонительная линия.

Вот Сизиф — это я, написавший книгу, а на нее не нашлось читателей, пришлось книгу списывать в макулатуру за полной ненадобностью на книжном рынке. Так ведь печатники, пустившие эту книгу в свет, тоже сизифы.

Но вот вопрос: как отличить Сизифа от Диониса, являвшегося согласно мифу богом плодородия? Он помогал созреванию плодов, способствовал урожаю и вообще был высоконравственным небожителем.

Сизиф обосновал абсолютную необходимость собственного существования, и персональный оклад его утвержден всеми инстанциями вплоть до Олимпа. С утра до вечера Сизиф горит на работе, он суетится, потеет, скачет по этажам, глаголет, подчеркивает и претворяет — к вечеру он в мыле. Но на следующее утро камень снова лежит у подножия горы.

Так сколько же нас? Если мы признаем, что управленческие штаты у нас, по некоторым подсчетам, раздуты на 30 процентов, то получится — каждый третий из нас Сизиф. Я же говорил — какие мы богатые.

В начале этих заметок мелькнула обувная фабрика, на которой дяди и тети шьют детские ботиночки, а никто те ботиночки не покупает. И знаете, что случилось? Дела на детской фабрике вдруг поправились, пошли в гору решительным образом.

— Стали шить хорошую обувь?

— Как бы не так. Скорее наоборот.

— Но ведь поправилось дело — так? Не все ли равно, каким способом?

Не в том ли состоит гвоздь начинающейся перестройки, что нам теперь становится не все равно — как, какими средствами, какой ценой?

Судите сами. Вот что приключилось с детской фабрикой. Как раз в это время в городе, где стояла фабрика, был построен новый склад для обуви. А коль склад построен и принят, на него тотчас спускается план по наполнению. Не может же новый склад стоять пустой, зачем тогда его строили? Директор нашей детской обувной фабрики вовремя подкатился к директору склада и заключил с ним долгосрочный договор на заполнение складских полок. А склад-то, повторяю, современный, большой. Три года спокойной жизни.

Фабрика процветает: идут премии, переходящие знамена. Построили жилой дом, детский сад с бассейном. Текучесть рабочей силы снизилась в 3 раза. Послали список на награждение орденами.

Всем хорошо, не правда ли? Вот если бы емкости склада были бесконечными. Но я почему-то неспокоен — придумают такой бесконечный склад. Они же великие комбинаторы, эти сизифы. У них повышенный индекс интеллекта, как только речь заходит о том, чтобы ничего не делать. Лишь бы брак имел знак качества.

В Политическом докладе XXVII съезду партии точно обозначено время, когда произошел сбой в нашей экономике, — середина 70-х годов. Сейчас это повсеместно принято за некую точку отсчета.

Что же случилось тогда, в середине 70-х? Нам казалось, во всяком случае так вытекало тогда из тех отчетных докладов, что наша экономика развивается уверенно и гармонично, тогда как на самом деле… Как тут не вспомнить слова Карла Маркса: «Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение».

Темпы прироста национального продукта ощутимо замедлились, это и был сбой. Ах, до чего же неприятно признаваться в этом — и вниз и вверх. И пошли увертки, экивоки. Пусть продукт растет плохо, но есть показатель продукта. А показатель, как известно, существует не в натуре, но на бумаге. Вот пусть показатель и растет, как ему предписано расти по плану.

Все силы были брошены на показатель. Возник даже новый термин воздушный вал.

Все во имя вала.

Всего у нас в достатке. Сделано неизвестно где, неизвестно из чего, неизвестно кем. Но на бумаге числится. Следовательно, оно есть. Оно нужно. Но только неизвестно кому. Оно лежит на складе, проект которого еще не утвержден.

Болезнь загоняли внутрь, даже не сделав попытки поставить диагноз. Мы ведь помним — все тогдашние пятилетки были выполнены с перевыполнением. Методы воздушного вала совершенствовались.

На бумаге сходилось все! Древний Сизиф кажется младенцем рядом с современными мифотворцами, выводящими правильный модуль и запускающими через каналы массовой информации очередной красивый миф.

Партия решила покончить с подобным положением. Нужна большая отвага, чтобы пойти на это. Мы начинаем говорить правду не только сами себе, но и друг другу. Наивно полагать, что переход на новый метод общения совершится сам собой или будет незатруднительным. Я думаю, мы еще не отдаем себе полного отчета в трудностях, которые нам предстоят на этом пути.

Время усложняет ситуацию, оно же предлагает новые способы мимикрии, еще вчера казавшиеся неисполнимыми. Чтобы убедиться в этом, стоит еще раз вернуться на автобазу, решившую подружиться с наукой. Оптимальные маршруты панелевозов оказались невыгодными и сорвали выполнение плана.

Тут и дружбе конец? Ничуть не бывало. Автобаза продолжает получать графики из вычислительного центра, но панелевозы катят по Москве по старым дорогам. Графики получают и тут же кладут на полку — именно это и оказалось на данный момент наиболее выгодным. Еще бы — выполнен план по содружеству.