коллективу Горной артели. Лови больше рыбы, мы возьмем и вяленую, и сушеную, возьмем и ездовых олешек, и тех, что годятся на мясо. Платить станем дай боже как! За одного соболя мешок крупчатки, за десять беличьих хвостов медный котел.

— Я сам умею рассказывать сказки, шоча...

^ Это не сказки, это — слово и дело людей, «то называют себя большевиками...

— Откуда они придут в тайгу?

— Они уже пришли! Большевик — я сам, большевик — Васька Козин. Мы соберем всех разогнанных старателей Горной артели и пойдем войной на охотских богачей и полковника Широкого. Нам нужно много мяса и рыбы и оленьих упряжек для похбда. Ты поможешь, Наахар?

— Помогать людям — закон оленных людей,— раздумчиво сказал рыбак.

— Солнечный закон! А теперь я тоже хочу половить рыбку...

Белые облака покачивались в глубине, по самому дну передвигались синеватые стаи хариусов, а поверхность воды вспарывали щуки. Неистребимая сила жизни чувствовалась и в озере, и в воздухе, и во всем, что окружало Южакова. Рыбак, шуршащий бахилами из прозрачной щучьей кожи, движущиеся облака и рыбы настраивали на лирический лад. Прищурившись, Южаков следил за скрученной из оленьей'жилы леской, привязанной к корме, другой ее конец уходил в воду. Это был перемет с наживкой для щук и тайменей.

Резкий рывок накренил оморочку, жила натянулась, захлестывая и обжигая Южакова. От неожиданного толчка он сковырнулся в озеро, но тут же вынырнул и, наматывая на руку жилу, поплыл к берегу.

Наахар уже был рядом: после короткой борьбы они выволокли аршинного тайменя; разбрасывая хвостом песок, поблескивая крупной чешуей, таймень все еще продолжал сопротивляться.

— Я думал, ты только роешься в земле,— усмехнулся Наахар,— а ты вытащил хитрую и дорогую рыбу.

— Золото подороже тайменя...

— Оно не годится даже на утиную дробь. Только ню.чи без ума от золота, но они — глупые люди. Очень даже глупые, если хотят на золото купить счастье, но это все равно, что поймать свою тень.

Наконец для Южакова наступило время действовать. Он послал на прииски Индирского с поручением направлять в Кы-гыл-Хая всех недовольных старателей; Козин ушел в Охотск для тайного наблюдения за военным гарнизоном. Раз в неделю Наахар путешествовал в город, незаметно, в разных магазинах покупая винчестеры и патроны.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Моросил дождь, земля разбухла от воды, трава полегла по распадкам. Донауров не любил пасмурной погоды, в ненастные дни у него падало настроение.

Ручей метался по ущелью, то исчезая в ягеле, то выбираясь на прозеленевшие камни. Андрей, хотя и знал, что под моховыми пластами вечная мерзлота, все же не мог избавиться от ощущения, что шагает по трясине. Он вышел к мощным сланцевым сбросам; здесь галечник перемешался с кварцитовым песком.

Донауров набрал в лоток грунта и начал промывать, тщательно очищая гальку от глины; деревянное корытце скользило, ныряло, поворачивалось, выплескивая пустую породу. По-преж-

нему моросил дождь, все так же лежали травы, словно низкое небо окончательно придавило их к земле, но что-то произошло в Донаурове, изменив его настроение. Дождевые капли казались золотниками, деревья засветились каждым сучком, весь мир оделся в оранжевый легкий туман. Донауров увлекся работой, глаза смотрели зорко, руки двигались быстро. После десяти промытых лотков заломило поясницу, Донауров присел на глыбу. В месте, где появлялись'спутники золота, не было его самого, но это не огорчало Андрея, из корыстолюбца он опять превратился во влюбленного поэта, и лицо Феоны, очаровательное в своей строгости, возникало из дождевой завесы. «Феона как солнце! Его еще нет, но я знаю, что оно сейчас прорвется сквозь тучи».

Этот день, как и вчерашний, не принес удачи. Устало брел Андрей в свою избушку, и даже черные, выпуклые на красном закате лиственницы, и тишина, переполненная шуршанием срывающихся с ветвей капель, не трогали его души.

В небе прорезалась полоска яркого света и, разрастаясь, стала выорасывать разноцветные охапки лучей, и тотчас раз- 1 вернулись сполохи. Они перемещались, сливались, становясь красными оленями, зелеными птицами, оранжевыми рыбинами, и проваливались в темную пустоту, на месте их росли синие и лиловые травы. Андрей остановился, пораженный, что все вокруг стало многоцветным сном, что небо и земля разговаривают друг с другом, но таинственный их разговор ему не дано попять. Очарованный и растерянный, смотрел он на сполохи и уносился в страну своих мечтаний, где правили красота, поэзия и любовь.

*

]

На другой день Донауров работал у большой сланцевой скалы. Внезапно скала треснула, крупная глыба, медленно кренясь, опрокинулась в ручей, выплеснув на берег воду. К ногам Андрея упал маслянистого цвета комочек.

— Самородок! — Нетерпеливо и жадно перебрасывал он золото с ладони на ладонь, потом встал на колени, засунул руку 1 под скалу, пошарил и разжал кулак: на пальцах желтели зернышки металла. Андрея охватил восторг: наконец-то удача наконец-то подфартило!

Теперь ничего не существовало для него, кроме сланцевой 1 скалы, нависшей над ручьем. Железным скребочком он выгребал из-под нее породу, складывая в лоток, присаживался к воде и начинал промывку.

Грунт все плотнее оседал в лотке, и все осторожнее становились движения Донаурова. 1

Раз-раз! — срывались с лотка частицы пустой породы. На дне остались одни пески — плотные, непроницаемые. Андрей отбивал лоток, с каждым взмахом коричневая полоска бурела 1

■

и наконец расцвела рыжим цветом — среди тяжелых зерен засверкали самородочки.

Солнце оранжевым пузырем повисло над безмолвными лесами, тени из сизых и гладких стали черными и мохнатьщи, нарастающим гудением предупреждала о себе мошкара, а Донау-ров ничего не видел, кроме цветущего золотом лотка.

— Поздравляю с успехом! — неожиданно громко произнес кто-ію за спиной Андрея.

Он вскочил на ноги, инстинктивно закрывая собой лоток. -Перед ним стоял мужчина в брезентовом плаще, в кожаной широкополой шляпе.

— Иван Елагин, ваш сосед,— представился незнакомец.

— Как же Елагина не знать! —Андрей пожал крепкие пальцы человека, чье имя со страхом произносилось