что Петр непременно хотел посадить с собой в карету еще пятое лицо — бывшего при нем карла или шута, и, как ни убеждали его, что будет в карете тесно, он остался непреклонен и сказал, что в таком случае посадит карлика к себе на колени. Пришлось его желанию уступить. Петр избегал ехать по центральным улицам и приказал везти окраинами города. Увидав здесь много мельниц, он постоянно спрашивал, указывая то на одну, то на другую: «Тут что делают? А тут что?» Заметив одну мельницу, около которой не видно было никакого материала для работы, и узнав, что это шлифовальная мельница, царь закричал: «Хочу ее видеть!» Остановили карету, но мельница оказалась запертой, послали за ключом, но его долго не могли найти. Не хватило терпения дожидаться и поехали дальше. На гаарлемской дороге Петр увидел небольшую водочерпательную мельницу (для осушки болот и пр.). Опять восклицание: «Хочу ее осмотреть!» Ему возразили, что кругом болото, и он только промочит себе ноги. Царь настоял на своем. Остановились; он бегом направился к мельнице, но, подбежав к ней, увидел так много воды, что волей-неволей должен был вернуться назад, изрядно промочив ноги.

Когда приехали в Гаарлем, он опять потребовал, чтобы везли не по главным улицам, а окраинами; когда же объяснили ему, что этого сделать нельзя, то он, избегая взоров толпы, завернулся с головой в плащ и в таком виде проехал через весь город. Выехав из Гаарлема и завидя в окрестностях его одну очень богатую дачу, Петр спросил, кому она принадлежит. Витзен назвал какого-то известного негоцианта из Амстердама. «Хочу ее видеть!» У хозяина попросили позволения осмотреть дачу; но царь потребовал, чтобы предварительно все находившиеся на даче ушли из нее вон. Витзен объявил ему, что можно об этом просить, но приказать нельзя, так как в даче находятся сам хозяин ее с супругой. Хозяева исполнили, однако, желание царя, и он осмотрел подробно всю дачу и окружающие ее места и затем продолжал путь.

Вследствие всех этих задержек путешествие затянулось дольше обыкновенного. Наступил вечер, нельзя уже было ничего видеть. Но, приближаясь к Гааге, при переправе на пароме царь почувствовал небольшой толчок при въезде кареты на паром. «Что это такое?» Ему ответили, что переезжают реку на пароме. «Хочу видеть!» — ему подают фонарь. Он начинал измерять дюймомером длину, ширину и глубину парома и продолжал это делать до тех пор, пока порыв ветра не погасил фонарь. В Гаагу приехали в 11 часов вечера и подвезли царя к гостинице «Амстердам». Он отказался спать в отведенной ему роскошно отделанной комнате с парадной кроватью и выбрал себе маленькую каморку в верхнем этаже; но вслед за тем вдруг объявил, что хочет отправиться туда же, где стоит посольство. Все убеждения отказаться от этого намерения ввиду позднего часа — было уже за полночь — оказались тщетными: пришлось запрячь карету и отвезти царя в гостиницу «Старый Дулен». Здесь также не обошлось без хлопот. Первым его вопросом было: «Где я буду спать?» Ему показали кровать в прилично убранной комнате, но это ему также не понравилось. Он бросился сам разыскивать себе место для ночлега, перебегал из одной комнаты в другую, наконец заметил одного из низших служителей, который храпел, растянувшись на медвежьей шкуре. «Вставай, вставай!» — закричал ему царь и ткнул его ногой. Тот открыл глаза, недоумевая и досадуя, зачем его разбудили. Царь вновь закричал: «Ну, ну! Вставай, вставай! Я лягу здесь сам!» Наконец, служитель рассмотрел, кто его так бесцеремонно разбудил, и поспешно оставил свою постель. «И вот, — говорит Ноомен, — на этой еще теплой медвежьей шкуре его царское величество нашел себе ночной покой»[1076].

Намерения, поражающие спутников неожиданностью, упорная настойчивость в их достижении, боязнь выступать напоказ перед толпой, ненасытная любознательность, жажда знать все, что вокруг происходит, непривычка считаться с какими-либо препятствиями при осуществлении своих желаний, всегда проявляющихся с бурной стремительностью, полное пренебрежение при этом к интересам других людей, если эти интересы стояли на пути и мешали, — недостаток, порожденный воспитанием, не внушившим уважать других людей, — это все действительно сам Петр. Черты, выступающие перед нами в рассказе Ноомена, — его черты, и, по существу, в рассказе нет ничего невероятного. Но в нем есть трудно устранимое и крупное противоречие со «Статейным списком». По рассказу, Петр 24 сентября едет в течение целого дня из Амстердама в Гаагу с Витзеном. Но «Статейный список» определенно указывает, что 24 сентября Витзен находился в Гааге, что в этот день он получил от послов проект церемониала аудиенции, докладывал его Штатам и вел о нем затем переговоры с послами. И Витзен непременно должен был находиться в Гааге, когда шли переговоры о церемониале, как необходимый посредник во всех затруднительных случаях между Штатами и русским посольством. Так что следует избрать что-нибудь из двух: или поездка Петра в Гаагу была не 24 сентября, а ранее, и тогда, может быть, с царем был и Витзен, или если поездка произошла именно 24 сентября, то она состоялась без Витзена. Но на поездку в Гаагу в пятницу, 24 сентября, указывает сам Петр в письме к Виниусу от 1 октября[1077], следовательно, надо сделать последнее заключение. Зерно рассказа Ноомена не заключает в себе ничего невероятного; может быть, конечно, отдельные детали и штрихи испытали некоторое преломление, неизбежное при передаче их из одних уст в другие на пути, по которому они дошли до Ноомена. Возможно, что к одной этой поездке приурочено несколько происшествий, случившихся в разное время при разных выездах Петра из Амстердама.

Другой рассказ Ноомена, также передаваемый Схельтемой, повествует о поведении царя в день аудиенции, для которой он приехал. «В день, назначенный для аудиенции, — пишет Схельтема, — царь оделся в костюм простого дворянина, состоявший из голубого кафтана, обшитого несколькими золотыми галунами; на голове он имел большой русый парик, а шляпа была украшена белыми перьями. За ним пришел Витзен, который и провел его в зал, соседний с аудиенц-залом, чтобы оттуда царь, оставаясь сам незамеченным, мог видеть весь церемониал предстоявшей аудиенции. Так как прошло некоторое время, а кортеж еще не показывался у дворца, то царь заметил: „Это слишком затягивается“. Его нетерпение еще более увеличилось, когда среди присутствующих сделалось известно, что царь находится в соседней комнате, и взоры всех стали устремляться в эту комнату. Наконец, Петр решил уйти, но так как в этом случае ему пришлось бы проходить через большой зал, где уже собрались государственные чины, то он потребовал, чтобы все