Шрифт:
Закладка:
Сложнее обстоит дело с предположением о привлечении в качестве источников «Скифской истории» «документальных материалов приказного делопроизводства»: разрядных и посольских книг»[2333]. Первые Лызлов знал несомненно, однако мы не можем с уверенностью утверждать, использовались ли им официальные или фамильные разряды. В ряде случаев чрезвычайно трудно установить, опирался автор на разрядные книги или местнические дела, использовал составленные во второй половине 1680‑х гг. «скаски» о службе дворянских, боярских и княжеских родов или собственные, усвоенные при дворе генеалогические представления. Обращение автора к посольским книгам по тексту «Скифской истории» не прослеживается.
Важно отметить, что разрядные книги или иные источники для уточнения состава и именования русских воевод не привлекались Лызловым самостоятельно, отдельно от исторических сочинений и, по-видимому, еще не рассматривались им как историографический источник: это была для автора современная, не требующая ссылок справочная документация.
Иностранные сочинения
Не менее серьезная работа была проведена Лызловым с иностранными источниками «Скифской истории». Прежде всего необходимо отметить, что их выбор был не случаен. Лызловым были привлечены наиболее популярные и авторитетные исторические труды, широко распространенные в Восточной Европе благодаря многочисленным изданиям. Популярность использованных в «Скифской истории» сочинений во многом определялась тем, что они содержали в себе немало сведений об истории героической борьбы славянских народов против турецко-татарской агрессии, т. е. истории, особенно актуальной в последней четверти XVII в. в связи с новым турецким наступлением в Восточной Европе. В то же время эти исторические сочинения выделялись блестящими литературными достоинствами.
Хроники Гваньини, Стрыйковского, Ботеро и Бельского читались современниками как захватывающий роман на историческую тему. Читателей привлекала четкая композиция хроник, их универсальный характер, насыщенность ярким и актуальным материалом, квалифицированное описание войн и битв, обилие легенд и экзотических подробностей. Немаловажную роль играл образный язык, хорошее оформление изданий, наличие в книгах иллюстраций и карт. Духу времени соответствовало освещение в книгах событий с позиций прагматизма, внимание авторов к лучшим образцам античной историографии.
Здесь следует заметить, что знание латыни, языка науки и европейский дипломатии XVII в. не было особо распространено в России даже среди аристократии (хотя, например, царевич Алексей Алексеевич говорил на латыни свободно и чисто, как сын итальянского князя, на этом языке вели беседы канцлер В.В. Голицын и А.А. Матвеев[2334]). Зато польский язык, на котором были изданы названные труды, считался среди знати полезным и необходимым. Польские книги не только переводились, но и читались дворянами в оригиналах. Легко читал на польском и Лызлов, принадлежавший к средним чинам Государева двора[2335].
Обращение к названным книгам свидетельствует о серьезной подготовительной работе, предшествовавшей написанию «Скифской истории». Лызлов сумел отобрать не только наиболее популярные, но и наиболее важные труды зарубежных авторов по истории Османской империи и Крыма, открывавшие наилучшие возможности для претворения в жизнь его творческих замыслов.
Одним из основных источников «Скифской истории» стала «Хроника Сарматии Европейской» (Краков, 1611). Под таким заглавием известный публицист и переводчик Мартин Пашковский издал польский перевод книги «Sarmatiae Europae descriptio» Александра Гваньини (1538–1614), итальянца, долго служившего Речи Посполитой и оставшегося навсегда в этой стране.
Хроника Матвея Стрыйковского (1547–1593), видного польского политического деятеля, историка, поэта и художника, была, как свидетельствуют точные ссылки в «Скифской истории», использована Лызловым по кенигсбергскому изданию 1582 г.[2336]
«Универсальные реляции» Джованни Ботеро (1533–1617), одного из крупнейших итальянских писателей-гуманистов XVI–XVII вв., впервые изданные в Риме в 1591–1592 гг., впоследствии неоднократно публиковались на многих языках Восточной Европы. Автор «Скифской истории» опирался на первое издание польского перевода «Le relationi universali»[2337] (Краков, 1609, ср. издания 1613 и 1659)[2338].
С 1588 г. стали публиковаться тома «Церковных хроник» видного итальянского церковного деятеля и историка Цезаря Барония (1538–1607). Уже в 1588–1600 гг. отдельные тома «Хроник» стали переводиться на польский язык иезуитами из Калиша, стремившимися использовать антипротестантское сочинение в католической пропаганде на землях Малой и Белой России. Этот перевод был завершен в 1600–1603 гг. известным польским политическим, церковным и культурным деятелем Петром Скаргой[2339]. Выборка наиболее интересных материалов из 10 томов «Церковных хроник» была издана Скаргой в одной книге в 1603 г. Более полное второе издание включало материалы из 12 томов «Хроник»[2340]. Оно и было использовано в работе Лызлова.
Часть интересующих его материалов Лызлов нашел в польских сочинениях Бельского и Кромера, оказавших немалое влияние на работы Гваньини и Стрыйковского.
«Хроника всего света» видного хрониста, поэта и переводчика Мартина Бельского была издана в 1551 г.[2341] В первой книге автор рассказал о «четырех древних монархиях», во второй излагалась история папства, императоров Римской, Византийской и Священной Римской империй, в третьей описывалось правление императора Карла V. Остальные семь книг были посвящены истории отдельных европейских стран, а также Нового Света. Внимательно проштудировав десятитомник, автор «Скифской истории» нашел интересующие его материалы в самых различных частях сочинения.
Сочинение польского ученого епископа Мартина Кромера (1512–1589) «О начале и истории польского народа» издавалось на латинском языке неоднократно (в 1555, 1558, 1568, 1589 гг. и др.). Под названием «Польская хроника в 30 книгах» в 1611 г. вышел и ее польский перевод, выполненный Мартином Блажовским[2342]. Он и был использован Лызловым.
Проставленные на полях «Скифской истории» ссылки достаточно точно характеризуют использование автором печатных изданий (учитывая охарактеризованные выше заимствования из русских источников, сделанные без ссылок, к которым из иностранных сочинений были сделаны отдельные уточнения и дополнения). Важно подчеркнуть, что сама система ссылок, учитывающая источники используемого сочинения, свидетельствует о пристальном внимании Лызлова к вопросу о происхождении исторических сведений.
В самом тексте «Скифской истории» имеется немало примеров этого внимания, проявляющегося, как правило, в сложных случаях, когда, по мнению автора, ссылки было недостаточно. Например, говоря о значении победы Руси на Куликовом поле, Лызлов подчеркивает, что свидетельство международного признания этого значения принадлежало весьма авторитетному и знающему человеку – Сигизмунду Герберштейну, крупному имперскому дипломату, дважды побывавшему в Московском государстве, – и было изложено в его книге «О Московском государстве». На полях «Скифской истории» отмечено, что эти сведения были собраны на разных страницах польской хроники: «О сем Стрийковский, лист 749, лето 1516, лист 748» (л. 27–27 об.).
Об авторе «Универсальных реляций» Лызлов отзывался лаконично: Ботеро – «итальянин, всего света описатель». Однако далее, приводя сведения Ботеро о взятии Казани Василием III, историк