сомневаться, чтобы оба эти послания могли принадлежать од­ному и тому же автору. Ведь в то время, как первое послание Петра обычным образом выставляет конец света долженствующим наступать вскоре (4, 7), второе послание, прибегая к странным оговоркам и уверт­кам, пытается утешить верующих в том, что всеми ожидаемое прише­ствие господа так долго заставляет себя ждать. Мы, явно, имеем здесь дело с неловкими, грубыми подделками или подлогами последней по­ловины второго века, если не еще более позднего времени. Точно такого же сорта и те отрывки, которые под заглавием «Откровение» (Апока­липсис) Петра» напечатаны в изданном Геннеке собрании апокрифов.

То, что церковные писатели имеют еще сообщать нам о пребывании Петра в Риме, тоже не заслуживает никакого доверия: ни его встреча с александрийским иудеем Филоном, который, будто бы, был (!) другом апостола, ни многочисленные путешествия Петра в Рим, которые он, якобы, предпринимал и которые просто измышлены с целью объяснить его присутствие на апостольском соборе в Иерусалиме или в Антиохии, ни, наконец, его связь с Марком и евангелием последнего. Все это ведет своё происхождение только от Евсевия, который пытался таким обра­зом обосновать церковное предание и установить взаимную связь между Римом и мнимым основанием христианства через Иисуса, а его исто­рическая ценность — точно такого же сорта, как и то, что Деяния со­общают о путешествиях и личных сношениях Павла. Можно, пожалуй, целый полугодичный курс лекций в университете заполнить разбором этих бредней, но только пусть не думают, чтобы это составляло хоть какую-нибудь научную работу. С точно таким же правом можно было бы «научно трактовать», — исследовать также путешествия и деяния (мифического, сказочного моряка-героя) Синдбада в арабских «Сказках тысячи и одной ночи».

ИЗ ШАНТАЖНОЙ ПРАКТИКИ РЯСНИКОВ

«Подлинные терновый венец» и «шипы» из него Иисуса Рис. № 15.

На приводимом рисунке он дан в половинном размере, т. е. уменьшенным в два раза. В среди­не его под цифрами 1-3 даны уменьшенные в три раза снимки с «шипов» этого венца, хра­нимых ныне 1) в г. Пизе, 2) в Трире и 3) в Вевельгеме (эпархия Брюгге).

В целях спасти историчность своего мифического Иисуса, а также легче и лучше эксплуатировать темные, невежественные массы, рясники сфабриковали массу не только подложных документов, но и предметов, якобы, принадле­жавших тому или иному евангельскому герою, особенно — Иисусу. Ранее мы показали «подлинный портрет» его, теперь приводим снимок с, конечно, «подлинного» его тернового венца, хранящегося ныне в соборе Парижской Богоматери.

Любопытна история этой христианской стряпни. Венец выплыл на сцену, т. е. был сфабрикован, поздно: первое упоминание о нем находим в письме св. Павлина и, немного позднее, у Григория Турского (ум. в 594 г.). Пред­полагают, что этот венец был разделен между церковью Гроба Господня в Иерусалиме и императорской капеллой (часовней) в Константинополе.

О пребывании в последней венца писал в 1100 году византийский император Алексей Комнен I. В 1238 году Балдуин II, явившись во Францию искать себе помощи, подарил этот венец франц, королю-ханже, Людовику «святому». Когда посланные им в Константинополь монахи прибыли туда, то узнали, что министры Балдуина, нуждаясь в деньгах, продали венец за огромную сумму венецианцам. Тогда Людовик чрез посредство этих монахов выкупил венец у венецианцев, дав последним солидное отступное. В 1239 году «святыня» была привезена в Париж, помещена в специально для нее построенной часовне и пребывала там до Великой французской революции. Затем венец переко­чевывал из одного места в другое, пока, наконец, не попал в собор Парижской Богоматери.

Рис. №16-17 «Подлинные» шипы.

Два ковчежца с другими «подлинными» ши­пами из «подлинного» тернового венца. Нале­во — ковчежец главного собора г. Отена (во Франции), внутри его находятся два шипа, о чем гласит на нем готическая надпись: «два шипа из венца нашего господа». Другой ков­чежец (направо) с одним шипом хранится в глав­ной семинарии того же города. Масса шипов рассеяна также по другим городам.

Далее, какое же есть у нас еще свидетельство в пользу пребыва­ния Петра в Риме и его мученической смерти там вместе с апостолом Павлом?

Это свидетельство, говорят, находится в написанном, якобы, около 95 года первом послании римлянина Климента к коринфянам. Прежде всего, познакомимся с личностью: этого мужа. По словам так называемых лжеклиментовых «Признаний», он был сыном знатного рим­лянина, с целью познакомиться (!) с христианским учением предпринял путешествие в Палестину и там был наставлен в христианстве Петром. Согласно, — впрочем, всеми признаваемому неподлинным, — посланию Климента к апостолу Иакову, Петр избрал его своим преемником на римской епископской кафедре. Причем, то он сам, будто бы, лично исправлял эту должность, то, — по свид. Евсевия («История церкви», 3, 16), — был просто только секретарем Петра в Риме. Все известия о нем весьма сбивчивы, а остальные, дошедшие до нас под его именем, писания, — послания, проповеди, являются столь явными, несомнен­ными подделками, что они не пользуются никаким уважением даже у теологов. Что же касается вышеназванного послания, то оно, гово­рят, было написано по случаю поднявшегося в коринфской общине спора, дабы от имени римских братьев увещевать и призвать ее к со­гласию.

Все это не очень-то смахивает на историю. Ведь то, что, будто бы, римская община конца первого века пользовалась уже таким уваже­нием, что через свое, написанное от ее имени, официальное послание могла делать предписания коринфянам и, хотя бы даже во имя любви и блага, давать им указания и советы, как им надлежит вести себя, — все это должно возбуждать подозрение. Разве, в данном случае не го­ворит, скорее, церковь позднейших веков и, сквозь все это писание, разве не проглядывает слишком ясно намерение приписать римской об­щине преимущество перед всеми остальными? Выдающиеся ученые, вроде Землера, Баура, Швеглера, Целлера, Фолкмара, Гаузрата, Лома­на, ван-Манена, Штека, ван-ден-Берг-ван-Ейсинги и др., также не при­знали подлинным это послание. Фолькмар относит это послание к 125 г., Ломан, ван-Манен и Штек — только к 140 году, а Гаузрат — ко вре­мени правления Адриана (117-138), если не к эпохе даже Антонина Пия, т. е. к средине второго века, причем отнюдь не говорится, что оно не могло быть даже еще более позднего происхождения, что, быть может, весьма вероятно. «Любовь к истине», — говорит историограф Зеек, — была добродетелью, весьма низко ценимой христианством».

Церковь имеет на своей совести столько подделок и фальсифика­ций, что она не должна удивляться, если ее соответствующим показа­ниям и данным