– Тебе грустно, что ваши отношения закончились. Голос звучит очень грустно. – Валери немного снизила скорость.

– Да, конечно, мне грустно. Мы прожили вместе тридцать лет, по большей части очень хороших лет. – Ричард задумался, стараясь привести конкретные примеры, вспомнить конкретные дни, но так и не смог. – А ты когда-нибудь испытывала печаль, когда твои… э-э… браки подходили к завершению? – Он попытался проглотить окончание множественного числа.

– Пожалуй, нет, – ответила Валери с легким недоумением, словно впервые коснулась этой темы. – Никогда не сожалела о своих решениях после их принятия. Такая уж я, сам знаешь.

Он знал. И сейчас попробовал подвести разговор к вопросу общего количества браков.

– Решения всегда принимала именно ты?

– О да. Но я всегда могла убедить мужей, что это в их же интересах! – Валери широко улыбнулась, демонстрируя идеальные зубы. Ричард в сотый раз подумал, что никогда не встречал никого, хоть отдаленно похожего на нее. – И что ты планируешь делать с новообретенной свободой?

Он тяжело вздохнул. Очевидно, что эта мысль неоднократно всплывала в сознании, но всегда в мрачных тонах и в терминах героического стоицизма, какого и следовало ожидать от брошенного мужчины, прощающегося с жестоким миром. Первым на ум пришел вариант стать смотрителем маяка. Либо податься в миссионеры и проповедовать среди диких лесов Амазонки. Хотя, по правде говоря, Ричард знал о религии еще меньше, чем о маяках.

– Даже не представляю, – вздохнул он, пока Валери выруливала на парковку сыроварни Менара. – Мне хочется, пожалуй, острых ощущений. Да, думаю, это подходящее выражение. После тридцати лет брака привыкаешь к тому, что большинство дней становятся неотличимыми друг от друга, и так год за годом. Пасха там, Рождество здесь, все праздники в одном и том же ресторане. Те же люди, те же разговоры, те же тревоги. Мне нравится идея свободы от всего этого, и Клер тут не виновата, таков уж брак. По крайней мере, таким он стал для нас. – Собеседница заглушила двигатель. – Пожалуй, мне даже нравится не знать, что будет дальше. – Ричард целиком переключился на режим Джеймса Стюарта. – Пугающе, очень пугающе, но свобода, отсутствие ответственности… это также и бодрит. Никаких привязанностей. Я смогу делать все, что пожелаю. Например, принять спонтанное решение или отправиться куда-то под настроение. И импровизировать на ходу! Именно, теперь я могу импровизировать! – Он сделал глубокий вдох и выглянул из окна на почти пустую парковку. – Итак, каков план?

– Почему бы нам не сымпровизировать? – тихо сказала Валери и улыбнулась.

– Что, серьезно? – ужаснулся Ричард.

Глава четырнадцатая

Несколько минут они оба сидели и смотрели в лобовое стекло. Валери пыталась сформулировать план действий исходя из того, что видела перед собой, пока Ричард, невзирая на свою пламенную речь, жалел, что они вообще заявились сюда без заранее подготовленных идей проникновения, желательно совместно обговоренных, распечатанных в нескольких экземплярах, и, может, даже после пробного прогона.

В это время подъехал туристический автобус и припарковался между их машиной и входом в приемную завода, слегка осев после остановки. Двери с шипением открылись. Затонированные окна и начищенные до блеска кузовные детали подходили скорее гастрольному транспорту, чем туристическому автобусу.

Спустя пару секунд наружу высунулась голова старика в белой шляпе и с кустистыми усами. Затем он сам шагнул на нижнюю ступеньку. Он был одет в чуть тесноватую рубашку и то, что раньше называли слаксами, бледно-голубого цвета. На ногах у него красовались огромные белые кроссовки, отчего казалось, что лодыжки торчат из пенопластовых блоков. Пожилой турист втянул носом воздух, затем поднял висевшую на шее фотокамеру и сделал снимок того, что только что понюхал, после чего осторожно шагнул с нижней ступеньки автобуса на неведомую землю. Счастливый, что она выдержала его вес, старик повернулся и помог спуститься такой же немолодой спутнице с фиолетовыми волосами, торчащими из-под кепки. В остальном же одежда и параметры, видимо, супругов выглядели абсолютно идентичными. Туристка даже проявила такую же подозрительность к надежности французской почвы.

– Американцы, – уверенно объявил Ричард, когда к пожилой чете присоединилась по меньшей мере еще дюжина зевак, все сходного роста, размера, возраста и, предположительно, характера. Каждая из пар демонстрировала свой оттенок пастельного цвета одежды, будто являясь живым воплощением палитры со вкусом декорированного туалета под лестницей.

– А также возможность проникнуть на сыроварню, – сказала Валери, немного приоткрывая окно для Паспарту, прежде чем выйти из машины.

Ричард последовал примеру и уже снаружи повторил вопрос:

– Итак, каков план?

Сперва Валери раздраженно нахмурилась, но тут же тепло улыбнулась и направилась к туристам, не произнеся ни слова. Ричард сделал глубокий вдох и поспешил за ней. Когда группа пожилых американцев начала проходить через двустворчатые двери, оба сыщика-любителя проскользнули следом и спрятались за спинами троих самых высоких стариков в цветастых гавайских рубашках, пока те обменивались жалобами. Первый сетовал на тесное пространство для ног в автобусе. Второй выразил возмущение по поводу кондиционера, третий же добавил, что они прибыли на место в лучшем состоянии, чем их отцы в войну. Этот комментарий положил конец обсуждению.

– Добро пожаловаться, дамы и господы, – донесся голос, говорящий на английском языке с сильным французским акцентом. – Рады приветить наших другов с Американских Штатов Соединения.

Ричард выглянул из-за прикрытия гавайских рубашек и увидел, что встретить группу туристов вышел сам Хьюго Менар и, хотя явно пытался проявить любезность, его природная неприязнь к людям сильно усложняла задачу. А еще закралось подозрение, что американцы с трудом понимают сказанное им и предпочли бы гида чуть ближе к собственному возрасту. Они начали ворчать и перешептываться. Несчастный Хьюго. Мало того что он потерял отца, так в придачу терял и внимание аудитории. Спустя несколько минут, в течение которых недовольное бормотание только стало громче, сын Фабриса сделал выразительную паузу и медленно произнес, стараясь четко выговаривать каждое слово:

– Я есть быть извинительным, дама и господа, наш бычный гад болевает и не подошел сего дня. Мой accent anglais… э-э… акцентный англий не есть быть хорош.

– Если он будет и дальше так медленно говорить, я умру раньше, чем закончится экскурсия, – раздраженно прокомментировал один из носителей гавайских рубашек.

– Да хватит придираться к парнишке, Морти, – отозвался второй.

– Точно. Чем больше времени мы проведем за пределами проклятого автобуса, тем лучше, – заключил третий.

Только тогда Ричард заметил, что Валери пробирается через толпу к передним рядам, где сразу же привлекла внимание Хьюго – совершенно не прикладывая к этому усилий – и что-то прошептала ему на ухо. Уже через пару секунд выражение лица Менара настолько приблизилось к улыбке, насколько позволяли мимические мышцы. Он снова обратился к туристам:

– Дамья и господья, нас позвало. Настоянная дача! Моя друга месье Эйнсворт будет проводчик. Ричард, вхождай к нам. Vous êtes là?[30]

Группа американцев начала оглядываться в поисках нового таинственного лица не совсем понятной профессии.

– Черти и адское пламя! – выругался Ричард, чем привлек к себе внимание троицы в гавайских рубашках, позади которой стоял.

– Вы Эйнсворт? – резко осведомился один из стариков.

– Да, – неохотно откликнулся он.

– Ну тогда давайте, выходите вперед. Тому парнишке явно не помешает помощь.

Толпа расступилась перед Ричардом, освобождая ему дорогу. Он приблизился к Хьюго, пытаясь ни с кем не встречаться глазами, кроме Валери, которой постарался взглядом передать всю глубину своего недовольства.

– Это что, граф Грэнтем? – донесся из группы вопрос пожилой леди.

Что ж, неплохое начало. Пожав руку Хьюго Менару с надеждой, что тот простил вчерашнюю эскападу со стулом в баре, Ричард промямлил: «Рад помочь» с полным отсутствием энтузиазма и выражением лица, намекавшими на обратное. Затем бросил еще один сердитый взгляд на Валери и повернулся к толпе. Такое количество пастельных тонов и ярких волос самых невозможных цветов напомнило о детской одержимости дочери наборами Маленьких пони.

Женщина с розовыми прядями и в плюшевом спортивном костюме того же оттенка ткнула своей металлической тростью в сторону нового гида и спросила с выраженным бруклинским акцентом, делавшим речь почти угрожающей:

– Что ты знаешь о сырах?

– Позвольте представить вам месье Ричарда Эйнсворта, – перейдя на родной язык, затараторил Хьюго, снова ощутив себя в своей среде, – старого друга нашей семьи. – Невольный переводчик озвучивал произнесенное для американцев без особого