– Виктор, вот как ты думаешь, какое главное правило солдата?

– Слушайся командира! Правильно?

– Почти угадал. Слушаться меня само собой необходимо, но главное правило для солдата – никогда не делай больше того, что тебе приказывают. Если я начну ловить контрабандистов каждый день, то через неделю все тропы, о которых мне известно, исчезнут, а на их месте появятся новые, но уже в совершенно неожиданных местах. И искать нарушителей станет крайне сложно, а требовать от меня будут по-старому. Понял мысль?

– Нет, – честно ответил пацан.

– Да что ж ты за дубина такая? – всплеснул руками Мирон.

– Мы ему объясним, – заверил я командира.

– Надеюсь. Дней через десять засаду устроим, надо немного прижать лесовичков, да и вас в бою стоит испытать. Так что не переживайте, хватит вам настоящей работы.

В часть вернулись засветло. На воротах нас встретили хмурые солдаты, бросавшие злобные взгляды на караульный домик. Сто очков, что его оккупировал сын полковника и не дает туда никому сунуться, так что плохое настроение караульных легко объяснялось. Тем не менее впустили нас без вопросов и лишней бумажной волокиты.

Последующие дни практики мало чем отличались от первого. Всю неделю мы по пятам следовали за командиром, чередуя суточные патрули на границе с редкими часами спокойствия, когда можно было просто остаться в общежитии и никуда не идти. Правда, чаще всего занимались мы в свободное время стиркой, починкой одежды, уборкой комнаты и прочими рутинными занятиями. Однако и минутки отдыха иногда удавалось урвать.

Я с интересом вникал в жизнь этого кусочка военной машины княжества. И за непродолжительные периоды нашего пребывания на заставе сделал для себя несколько интересных наблюдений. Во-первых, люди здесь делились четко на две категории: те, кто владеют магией, и те, кто нет. Причем неважно, в каком чине человек находился, дворяне относились с пренебрежением ко всем не одаренным, в том числе и к простым лейтенантам. К тому же маги никогда и ни при каких обстоятельствах не выполняли физической работы. Оно как бы и понятно – офицерам это делать незачем, но ведь и нас не припахивали для подобных дел. Разгрузка ящиков, перетаскивание строительного и ремонтного оборудования, земляные работы – все это делали солдаты и сержанты.

Второе, что сразу бросалось в глаза – отношение рядового состава к кварт-офицерам. Тихая ненависть, вот, наверное, хорошее определение для описания настроения, ходившего среди солдат. Причем оно косвенно распространялось и на нас. На мои вопросы, заданные служивым, никто особо отвечать не спешил, да и поглядывали мужики на нас с явной неприязнью.

Что забавно, Мирона на заставе просто обожали. Я часто видел командира среди простых солдат, весело смеющегося и дружелюбно хлопающего своими широкими ладонями по спинам собеседников. Витек, кстати, тоже легко втерся в доверие к большей части рядового состава. Именно он вскоре стал основным источником информации, рассказывая мне обо всем, происходящем на заставе.

В том числе и от Витька я узнал, что главным объектом ненависти солдат, без сомнения, являлся Нестор Обрезков. С ним старались не спорить даже кварт-офицеры, а уж простые бойцы обходили этого заносчивого и вечно недовольного молодого человека стороной. Он легко мог на ровном месте обложить матом какого-нибудь рядового или сержанта. Просто потому что ему так захотелось. Не пренебрегал кварт-лейтенант и магическими воздействиями на окружающих. Ходили слухи, что Обрезков не далее как месяц назад вернулся с очередной гулянки пьяный и покалечил караульного, не желавшего, согласно уставу, пускать хмельного офицера на заставу.

В общем, тот еще кадр, но прижать его мог только отец. Полковник делал периодически попытки вразумить сына, но, кажется, отчаялся его перевоспитать, пустив дело на самотек, а отправить на гражданку, видимо, боялся, предпочитая держать рядом. Хотя это только мои домыслы.

Впрочем, со взбалмошным офицером мы практически не виделись. Жил он в отдельном доме, да и на курсантов, не достигших совершеннолетия, обращал внимания не больше, чем на снующих в летнем воздухе насекомых. А вот кто меня действительно напрягал, так это жрец Четырех. Тучный мужчина, носящий алую мантию, пару раз попадался нам на пути, и что-то взгляд его внимательных глаз мне не особо понравился. Возможно, я нагнетаю, но в памяти еще свежи были воспоминании о визите в интернат его братьев по вере.

– Чем у вас на заставе жрец занимается? – спросил я как-то Мирона во время отдыха на одном из привалов.

– Тем же, что и всегда: жрет в три горла да делает вид, что он очень важная персона.

– Его, смотрю, тут не особо любят.

– Да нет, это только мои впечатления. Понимаешь, жрецы Четырех должны обязательно находиться вместе с армией. Они – гарант того, что использование против солдат княжеской магии не останется безнаказанной.

– Каким образом?

– Князь Каспийского княжества при желании может превратить нашу заставу в пыль одним движением. Вот только если он это сделает, то Четверо такого нарушителя незыблемых правил уничтожат. Воззовет жрец к покровителям своим, и «настигнет кара оступившегося!». – Мирон изменил голос, явно кому-то подражая. – А еще, если жрец сдохнет вместе со всеми, об этом боги тоже узнают.

– А неприязнь у вас к жрецам все же откуда?

– Если заставу сожгут обычные маги, жирная скотина в красной мантии даже не почешется. Я это знаю на собственной шкуре. Ему-то что, он выживет, кто бы что ни говорил, но маги они превосходные, а уж Алые – тем более.

– Мрачная перспектива. У каспийских, я так понимаю, жрецы Четырех тоже есть?

– Да. Орден привечают везде.

На этом обсуждение местных религиозных деятелей прекратилось, и больше мы к данной теме не возвращались. Не любил Мирон говорить о жрецах, хотя излишней молчаливостью не страдал и легко делился своими мыслями об интересующих меня особенностях армейской и общественной жизни.

За прошедшую неделю из интересного был только приезд на заставу еще одной группы курсантов. Они пересекли ворота на три дня позже нас в сопровождении молодого мужчины, выглядевшего ненамного старше своих подопечных.

С пацанами мы познакомились в тот же вечер. Они оказались курсантами второго года обучения, но учились в другом интернате. Долгого общения, правда, не вышло – до отбоя оставалось немного времени, а на следующий день Мирон увел нас тренироваться в место силы.

В целом служба мне даже начала нравиться. Командир у нас был по сути один, муштра, строевая подготовка, все эти прелести армии пока обходили стороной. Мирон очень много времени уделял нашей подготовке, чередуя