В опустившейся на город ночи праздничные огни, облепившие здание театра, сияли особенно ярко. Драконы слабым ручейком вливались в приветливо распахнутые двери — по большей части дамы. Война, отсюда казавшаяся дурным сном, ежечасно требовала дань в виде мужей, отцов и сыновей. Лорд Имагар покинул столицу наутро после нашего знакомства, присоединившись к отряду шурина. Скоро мой будущий супруг тоже отправится на поле боя — и у меня оставалось очень мало времени, чтобы придумать, как удержать его в Иньтэоне.

Редкие мужчины, окруженные стайками родственниц и поклонниц, сегодня пользовались повышенным вниманием. Но ни один из них, конечно, не мог конкурировать с Исхардом. Серебряный эсса в белоснежном подбитом норкой пальто притягивал взгляды всей площади. Глупо себе льстить, полагая, что почтенную публику могло привлечь южное недоразумение, ковыляющее под руку со снежным лордом.

Прихрамывала я по вполне понятной причине: одолженные леди Нихамадой теплые сапоги слегка жали и, похоже, успели натереть мозоль. Мою собственную зимнюю обувь погрызли домашние псы: кто-то из прислуги забыл плотно закрыть шкафы в гардеробной.

Павайка, прилепившаяся к кузену с другой стороны, скромно потупила взор, как и полагается благочестивой девушке из хорошей семьи. Но на ее губах играла довольная улыбка — ей льстил всеобщий интерес.

За спиной негромко переговаривались Нихамада и Селена. Младшая леди Иньлэрт, сославшись на усталость, предпочла остаться дома. Исхард позже шепнул, что Аара не любит театральные постановки, да и в целом избегает большого скопления народа.

Я поймала себя на мысли, что спроси меня, кто мать снежного эссы, то, не зная наверняка, без раздумий ответила бы — Нихамада. Выдержкой, спокойствием, аристократичностью — манерой держаться северный лорд был ближе к супруге главы рода, чем к его эмоциональной младшей сестре.

Интересно, а на кого походил погибший Рикон?

Я отогнала чужое непрошеное воспоминание.

Мы поднялись по трем широким ступеням из гранита, миновали огромные фронтальные колонны — чтобы обхватить каждую, потребовалось бы не менее четырех мужчин. Взгляд скользнул по барельефам на стенах, и я невольно запнулась, привлеченная изображением рассыпающейся маски. Некогда гладкие блестящие от полировки щеки покрылись уродливыми трещинами, отколовшиеся кусочки напоминали слезы. Две неуклюжие руки то ли старались сорвать ее, то ли, наоборот, удержать на месте.

Что намеревался сказать скульптор? Что правда вопреки всем ухищрениям когда-нибудь выплывет наружу? Любой спектакль рано или поздно закончится, актеры сотрут грим и явят миру истинное лицо? Или что повторяемая снова и снова ложь однажды станет неотличима от правды?

Исхард мягко потянул меня вперед. Я опомнилась, что стою на проходе, извинилась перед тщетно пытающимися обойти меня драконами и поспешила за удаляющимися леди Иньлэрт и Селеной.

Внутри театр впечатлял не меньше. Десятки живописцев поработали со стенами и потолком, превратив фойе в окруженную дубравами и скалами поляну, над которой в вышине парили золотисто-рыжие драконы. Было странно и удивительно очутиться внутри картины, сменить царящую снаружи серую зиму на буйство летних красок.

Основная часть посетителей, сдав в гардероп верхнюю одежду, устремлялась к центральной арке-радуге. За распахнутыми настежь дверьми виднелся кусочек погруженного в сумерки зрительного зала. Ряды обитый войлоком скамей полукругом сходились к далекой, пока пустующей сцене.

Мы направились на второй этаж. Лестница вписалась в общую композицию горной тропкой, ведущей к возвышающемуся над толпой замку. Ковер цвета вишневой наливки, покрывавший крутые ступени, облысел от знакомства с подошвами тысяч сапог и туфелек. Перила отполировали прикосновения многочисленных ладоней.

Леди, поднимавшихся вместе с нами, отличали наряды дорогой ткани, но темных оттенков, без кричащей вычурности и роскоши. Обилия драгоценностей я тоже не заметила. Возможно, все изменится с окончанием войны, но пока их мужья сражаются, жены не стремились предаваться безудержному веселью. Пусть и закрытое, но украшенное яркой вышивкой платье Селены на общем почти траурном фоне смотрелось излишне дерзко. На барда косились, но та успешно игнорировала укоризненные взгляды.

Нихамада и Павайка то и дело с кем-то здоровались, иногда представляя знакомых и мне. Я вежливо кивала на приветствия и заверения в готовности служить южной эссе, даже не пытаясь запомнить многочисленные имена.

Лестница привела нас в длинный коридор: слева он заканчивался тупиком, справа плавно изгибался, подозреваю, обходя по периметру зрительский зал. За выбранной Нихамадой дверью обнаружился небольшой балкончик, откуда открывался превосходный вид на сцену. Здесь пахло лакированным деревом, пылью и, слабо, дорогими духами.

На противоположной стороне я заметила эссу Ровера, исподволь изучающего нас. Поймав мой взгляд, командор теней вежливо склонил голову и тут же отвернулся, со скукой наблюдая за драконами в партере.

— Центральная ложа снова пустует. Похоже, леди Исланд и сегодня не появится, — усевшись, заметила Нихамада, кивая на ряд обитых темно-красным бархатом кресел ниже и правее.

В полупустом зале, конечно, хватало свободных стульев, тем не менее удивительно, что драконы предпочитали занимать дальние ряды, а не удобные места на возвышении.

— Театр построили более столетия назад. Это был свадебный подарок Альтэссы Аратая его супруге Урсуле из рода Бермуд, обожавшей выступления уличных лицедеев, — просветил меня Исхард. — Каждый год в честь дня рождения первой леди дается спектакль. Ни прошлая, ни нынешняя войны не отменили эту традицию.

Повелителю Севера, верно, не подобало ходить на площади, чтобы смотреть на безродных лицедеев, и тогда он сделал так, что артисты сами являлись к нему. Удивительно, но оказывается, грозный Владыка способен на широкие жесты. Хотела бы я познакомиться с женщиной, у которой получилось растопить ледяное сердце Альтэссы снежного клана.