Я настолько ошеломлена всем произошедшим, что просто повисаю на руках и плечах этого мужчины, на которого смотрю и вижу, будто впервые в жизни. Он целует меня, словно женщины год не видел, терзает мои губы, выбивает последний воздух из легких и жадно пьет его, пьянея и дурея от этого еще больше. Полотенце падает к ногам, оно сырое и только неприятно холодило тело, но нам обоим не до него. Потому что мне… кажется это все настолько нереальным, запретным, постыдным, что не хочется, чтобы это заканчивалось.

Я слегка прикусываю его губу, колюсь несильно щекой о бороду. Он рычит и кладет тяжелую горячую ладонь мне на затылок, притягивает еще ближе, хотя ближе некуда.

Весь мой прошлый опыт каких-то несерьезных поцелуев меркнет, растворяется в силе и властности этого настоящего опытного мужчины. Не понимаю, что делают мои руки, но они тянутся к воротнику его рубашки. Он резко отрывается от меня. Тяжело дыша смотрит на то, как я пытаюсь расстегнуть пуговицы трясущимися пальцами.

– Это… наваждение… Сандердленд! – пытается он поймать дыхание.

– Прекрати называть меня по фамилии! – неожиданно даже для себя выпаливаю я.

Он хватает меня за подбородок, вновь склоняется ко мне, ведь я значительно ниже его ростом.

– Это безумие… – шепчет он мне, упорно глядя в глаза, хотя я полностью обнажена в его объятьях, – уходи! Уходи! – умоляет он, но держит так крепко, что возникни у меня такое желание, я бы вряд ли смогла его реализовать.

– Не уйду, Кристиан! – заявляю я.

Мне мало этого бешеного поцелуя, очень мало.

– Демоны тебя подери, Сандерленд! – он отпускает мой подбородок но тут же накрывает пальцы своими на его рубашке, убирает их в стороны, расстегивает ее сам.

Ох, какой у него торс… сам бог красоты бы позавидовал, если б увидел эти мускулы, пресс, эту силу, столь интеллигентно прикрытую обычно сюртуками да рубашками.

Справившись с пуговицами, он снимает рубашку, но лишь для того, чтобы полностью прикрыть меня ею. Закутанная в его вещь я мгновенно согреваюсь и словно прихожу в себя.

– Это что сейчас было? – стыдливо опускаю глаза.

– Дома разберемся. – кажется, Кристиан тоже удалось взять себя в руки. – Сможете идти?

Воплоскурчики проснулись. Быстро попрыгав на меня, устроились в кармане ректоровой рубахи. Кристиан на это лишь злобно поджал губы. Но ничего не сказал.

– Кажется, я ногу подвернула, – теперь, после спада адреналина в крови, ко мне возвращались малоприятные ощущения.

Например, нывшая в районе лодыжки нога, на которую я совсем не обращала внимания. А еще занозы кололись в голых пятках.

– Держитесь! – скомандовал Кристиан, поднимая меня на руки. Легко и просто, словно не чувствовал моего веса.

– Надеюсь, нас никто не увидит! – попробовала улыбнуться я, хотя мне было очень страшно.

Ректорская рубашка была мне настолько велика, что полностью прикрывала тыл, будто платье до колен, хоть это радовало. А вот увидь кто обнаженного по пояс господина Кристиана Ротенбергского, ректора Королевской Академии, несшего собственную студентку в собственной же рубашке на руках, перспективка, конечно, так себе!

***

– Кто вам говорите, эти грибы принес? – медленно и осторожно Кристиан вытаскивал пинцетом занозы из моей пятки.

После того, как меня принесли обратно в дом, он набрал теплую ванну и приказал отогреваться там не менее получаса, середина осени за окном как-никак, а мне к практике четверокурсников еще только заболеть не хватало.

Паучата лазали по мочалке, а на голос ректора забивались под нее, совершенно справедливо опасаясь гнева власть имущего мужчины. Про паучков он мне пока слова не сказал, и это тревожило не на шутку.

Я отогрелась, переоделась в свою одежду, а вот лодыжка и занозы требовали постороннего вмешательства.

– Так кто это вам так удружил? – повторил вопрос господин Ротенбергский

– Морган, – ответила я морщась, Кристиан тут же подул на выступившую из-под пинцета капельку крови. – А ей старшекурсники посоветовали.

– Охламоны! – в сердцах воскликнул Кристиан и уколол меня снова.

– Ой!

– Терпите, Сандерленд! Глубоко зашла!

Но, несмотря на строгие нотки в голосе, руки Кристиана вытаскивали занозы с максимальной чуткостью и осторожностью.

– Они посмеялись над вами, Сандерленд, подшутили и довольно жестоко!

– Эти грибы… пустышка?

– Если бы! – хмыкнул Кристиан. – Это сильнейший возбудитель. Хорошо, что в вашем случае он дал лишь кожную реакцию и легкий подъем от одного глотка, а вот я выпил этого чайка целую кружку…

«Не только ты» – подумала я про бедного изнывающего деверя. Вот еще кому досталось «волшебства» грибочков по полной!

И хотя лицо ректора оставалось строгим и серьезным, но в глазах сияли искры. Юношеские такие, задорные!