Я поставил машину на ручной тормоз, запер салон, хлопнув дверцей, и повернулся в сторону лифта. Бедняга с метлой уже не кашлял, а, прислонившись к колонне, что-то говорил в портативную рацию.

Ну, вот это уже совсем Пакеда выпендривается! Даже его уборщики обеспечены связью! Это же до какого предела тебе не жалко денег?! Нет, я не завистлив и в чужой карман не заглядываю. Богатый, и молодец. Просто это уже перебор, на мой взгляд. «Четвертый седьмому – у меня тут лужа масла в секторе восемнадцать, уровень химической опасности семь!» И в ответ: «Принято, четвертый. Высылаем команду ликвидаторов».

Представив себе такую беседу, я подавил приступ идиотского смеха и нажал на кнопку вызова лифта.

Лифт был просторным, ярко освещенным, но без лифтера. Вот тут странно, Джордж. Недоработка! Тут должна стоять девушка типа Марины Монро и предлагать колу или виски. Ну, может, еще чего приятного.

Я заметил, что на панели, где указаны этажи, есть большая ярко-голубая кнопка с надписью «приемная». И идет она сразу после шестого этажа. На нее и надавил.

Спохватившись, принял один пирацетам. Мало ли что?

– Здравствуйте, мистер Моррисон, присаживайтесь. – Голос по телефону нисколько не отличался от реального, он был гулким, низким, а главное – Джо будто говорил где-то там, внутри себя. Так бубнят обиженные люди вслед уходящему обидчику.

Говорил он плотно, убористо, но с длинными паузами – то ли дать собеседнику время на раздумье, то ли поставить его в тупик, так как интонации в словах почти не было. Ровно так, почти на одной ноте, как скороговорка, но не самая быстрая.

Если бы я не знал, кто передо мной, я бы подумал, что человек очень нервничает и что-то пытается скрыть. Но, возможно, это его манера…

Он напоминал филина: большие зеленые глаза, треугольное лицо, нос с горбинкой, выпуклый лоб и кучерявая темная шевелюра, разделенная лысиной на два островка под тем же углом, под которым брови выглядели настоящими утесами. Бриолином, он, хвала Задиаку, пренебрег. Другой растительности на лице не было.

– Надеюсь, вас информировали, мистер Моррисон, что дело сугубо деликатное, и даже минимальное разглашение информации может нанести большой вред и мне, и моему бизнесу? – пробормотал он.

– Конечно же, сэр, – мог бы сказать «моей дочери», а не бизнесу, – вы же знаете, откуда поступил запрос для меня.

Пакеда молча кивнул.

– Итак, задавайте ваши вопросы, – телеграфировал он мне.

– Хорошо, сэр, – кивнул я, – можете сказать, как это случилось, со всеми известными вам подробностями.

Кажется, я начал копировать его манеру разговора.

Он задумался и беспомощно пошарил взглядом вокруг.

– Я бы хотел немного выпить шерри – вы составите мне компанию? – неожиданно спросил он, и я даже удивился.

– Буду не против, сэр, – снова кивнул я, хоть и не очень люблю херес.

Тот нажал на кнопку селектора на столе.

– Джейкоб, два шерри и плитку шоколада, – произнес он.

Кабинет находился в пентхаусе (куда я еще поднимался на отдельном лифте) и был в современном стиле: окна до пола, огромные кожаные кресла, геометрические торшеры и дугообразный деревянный стол, на котором стояла дорогая артефактная безделушка – стеклянная колба с подсветкой, висящая в воздухе. Говорят, если залить в нее спирт и кое-какие ингредиенты, она может приготовить любой спиртной напиток от пива до виски. При взгляде на нее по затылку привычно пробежали мелкие иголочки.

Вошел белобрысый молодой человек в смокинге и с серебряным подносом, поставил стаканы на тот самый стол.

Я тут же вспомнил переговоры у дворников и подавил улыбку.

– Итак, мистер Моррисон, – он произнес «Моррисон», сановно поправляя зубной протез, – это было в субботу… – Он посмотрел пристально в окно, где открывалась хорошая панорама на Гребной канал и здание мюзик-холла на набережной. – Анджела приехала домой после своей… этой… в общем, после своих занятий у сталкеров…

– Что за занятия? – спросил я, предчувствуя, что ответ будет непростым.

– Мистер Моррисон, я могу быть на сто процентов уверен в приватности наших разговоров? – вместо ответа спросил Пакеда, внезапно перестав «телеграфировать».

– Мистер Пакеда, – ответил я симметрично, – я три года работал в жандармерии, а сейчас работаю в НОБНОТе только по причине моего свободолюбия. Но, как метко заметил один мой друг, бывших жандармов не бывает. И все, что связано с артами, связано с правительством, вы согласны?

– Да. – Кажется, Пакеда не ожидал от меня такого напора и выглядел несколько растерянным.

– Значит, – ободрил я его кивком головы, – люди, которые выбрали мою кандидатуру на это расследование, скорее всего, и руководствовались вашими интересами.

– Хорошо, мистер Моррисон… – начал он, но меня было уже не остановить.

– Извиняюсь, мистер Пакеда, сэр, что перебиваю, – я немного кивнул, словно исполнил короткий поклон, – но уточню, что именно мое частное агентство и было выбрано, так как я имею право не делиться с властями информацией, за исключением тех случаев (я выделил интонацией слово «тех»), когда дело имеет государственный приоритет. Я сказал это только для того, чтобы мы с самого начала понимали друг друга правильно. Извините еще раз за мою бестактность.

– Хм, – пробубнил Джордж, – а ведь у вас есть правильный подход к вопросу, мистер Моррисон! Хорошо. Вижу, мои друзья в жандармерии не ошиблись.

– Посмотрим, мистер Пакеда, – сказал я с каменным лицом, – я постараюсь.

– Занятия… – поморщился Пакеда, – понимаете, детектив, можно я буду так вас называть? Так привычнее…

Голос остался таким же, как и был, глухим и ровным, но Джо больше не бубнил на одной ноте.

– Конечно, господин Пакеда…

– Можете называть меня Джо, – как-то мрачно сказал он, – меня все называют за глаза так.

– Тогда зовите меня, Заг, – ответил я, – мне тоже так проще.

– Хорошо, Заг, – кивнул он с явным облегчением. – Так вот, Анджела единственный мой ребенок. Кроме отцовских чувств, я испытываю ответственность за всю корпорацию «Белмарт». И вот – рассказываю то, что не стоит знать никому.

Он вынул из жестяной коробки круглый леденец и закинул в рот – курить бросает.

– Я человек весьма занятой, как вы, должно быть, понимаете, Заг, – сказал он очень серьезно, – и, конечно, воспитанию дочери уделяю гораздо меньше времени, чем следовало бы. Вивьен умерла, когда Анджеле было четыре года (складки вокруг его губ стали четче). До шестнадцати лет воспитанием Анджелы занималась гувернантка. И естественно, книги и фильмы. Она увлекалась театральным искусством, ходила в кружок. Училась в студии рисованию. Я это поощрял, но мало вникал в ее внутренний мир. Да, я знаю – я плохой отец. Но все, что я делаю, я делаю ради семьи. И Анджела предсказуемо станет наследницей «Белмарт корпорейтед». Я сразу скажу – я не хотел сына, именно дочь… У вас есть дети, Заг?