После этого небольшого отступления возвращаюсь к своим парижским приятелям – они же старшие товарищи. Виктор Степанович Володин являлся представителем ССОД'а (Союз Советских обществ дружбы) в должности советника посольства. Его отец был первым советским торгпредом во Франции – поэтому он знал эту страну с юношеских лет. У него были широчайшие связи с самыми известными деятелями французской культуры. Могу, к примеру, упомянуть, что среди тех немногих людей, которых согласился увидеть Пикассо незадолго до своей кончины, был Виктор Степанович.

По характеру это был весьма общительный человек, с чувством юмора, остряк и балагур. Как его знакомый композитор Никита Богословский, любил разного рода розыгрыши. Однажды он подшутил над маршалом Баграмяном, который посетил Францию по линии общества советско-французской дружбы. Отправились они в поездку по стране. Заночевали в каком-то городке, а утром двинулись дальше. Во время краткой остановки вылезает Баграмян из своей машины, подходит к Володину и, смущенный, слегка шепелявя, говорит: «Видите ли, голубчик, тут со мной в спешке приключился такой казус – я оставил в отеле свой зубной протез. Не могли бы съездить туда и забрать его?»

Володин, разумеется, развернулся и отправился обратно к месту ночевки. Протез уже нашли и с облегчением отдали ему. Но вот тут-то он решил устроить довольно неудачный, на мой взгляд, розыгрыш. Вернувшись к Баграмяну, он огорошил его следующим сообщением: «Вы знаете, Иван Христофорович, протез нашелся, но эти гады-французы не хотят отдавать его просто так! Это же реликвия от прославленного полководца, а посему требуют за него «выкуп» в десять тысяч франков». Маршал растерялся окончательно: «Как же быть? Он и близко не стоит такой суммы, да и вообще у меня, кроме командировочных, никаких денег нет». «Да, не переживайте, – успокоил его Володин, – придумаю что-нибудь».

Снова отъехал куда-то, а вернувшись, торжественно вручил маршалу его прозаическую потерю. «Спасибо вам, – сказал тот, – за мной ящик хорошего армянского коньяка». Когда Володин приехал в отпуск в Москву, его жена Светлана (она была скрипачкой в ансамбле Реентовича и Париж своим посещением особо не баловала) сообщила ему, что приходил какой-то офицер и оставил для него картонную коробку. В ней оказалось дюжина бутылок армянского коньяка, к которому прилагалась короткая записка: «Большому шутнику Виктору Степановичу от маршала Баграмяна». Понял, что его разыграли, но особо не обиделся и обещание выполнил.

Ну а маршальский коньячок довелось попробовать и мне. По возвращении в Москву, а мы уехали с Виктором Степановичем примерно в одно время, он как-то пригласил меня к себе в гости. Коньяк коньяком, а вот его квартира меня поразила. Это был мини-музей с картинами в основном французских художников, включая того же Пикассо и Фернана Леже. Но особенно мое внимание привлекли два красочных этюдика по обе стороны двери. Я поинтересовался, чьи это произведения. Левитана – был краткий ответ.

В Москве Володин получил новую, весьма важную и престижную должность – стал председателем правления «Совэкспортфильма». Эта государственная организация занималась не только экспортом советской кинопродукции, как это следует из ее названия, но и импортом – закупкой иностранных фильмов. Однажды позвонил мне Виктор Степанович и предложил подъехать к нему в контору посмотреть хороший фильм. Я охотно согласился.

Хорошим фильмом оказался «Крестный отец», гремевший тогда на киноэкранах всего мира. Как объяснил Володин, нам его копию дали на просмотр на короткое время. Купить его, мы, конечно, не сможем, добавил он, слишком дорого. Но успеем прокрутить на дачах руководителей страны, ну а первыми зрителями будем мы с тобой. Расположились в небольшом просмотровом зале в комфортабельных креслах и, не скрою, с бокалами виски на стоящих рядом столиках. Фильм меня потряс – я до сих пор считаю его одним из лучших в истории кинематографии.

О дальнейшей судьбе Володина я больше ничего не знаю. Уехал в очередную командировку в Сенегал, вернулся, закрутился на новом месте службы. Координаты его куда-то запропастились. А сейчас во «всезнающем» Интернете я о нем ничего найти не смог.

Пришла пора спускаться с дипломатических верхов и переходить к рассказу о простых посольских тружениках, с коими мне довелось работать бок о бок. С одним из них, Юрой Мусиенко, в прямом смысле слова – его стол примыкал непосредственно к моему. Непосредственно протокольной службой он не занимался, хотя и числился за ней.

В его обязанности в первую очередь входила обработка почтовой корреспонденции, ежедневно пачками поступающей в посольство. Прежде всего отбрасывался так называемый сегодня в Интернете спам – мусор, состоявший из всякого рода рекламных предложений. Затем надо было пробежать десятки писем и сделать краткую аннотацию к тем, в которых затрагивались какие-то более-менее интересные темы.

Кроме того, Юра занимался вопросами административно-хозяйственной деятельности, в частности, довольно обширным автопарком посольства, включая страховку автомашин. К сожалению, какие-то мелкие инциденты случались довольно часто. На некоторые мы просто не обращали внимания – это относилось к нарушениям правил парковки. Существовало специальное подразделение французской дорожной полиции, целиком состоявшее из молодых девушек, из-за цвета своей униформы носивших прозвище «баклажанчики», которые неутомимо закладывали за дворники неправильно запаркованных машин квитанции о необходимости уплаты штрафа. С особым удовольствием они лепили эти так называемые «контравансьоны» на авто с дипломатическими номерами. Провинившиеся сотрудники приносили штрафы Юре, он складывал их в большую корзину, а через какое-то время отправлял их в бумагорезку. Из протокольного отдела МИД'а в наше посольство, как и во все другие, регулярно приходили ноты о том, что дипломатический иммунитет не распространяется на дорожные правила. Мы с этим соглашались. Но ссылались на принцип взаимности – мол, у французских дипломатов в Москве никаких проблем нет, паркуйтесь, где хотите – свободных мест полно. И это была правда, в которую сейчас трудно поверить.

Но случались время от времени и ДТП с участием наших дипломатов. Серьезных, к счастью, на моей памяти не было, а вот простые столкновения автомашин во Франции решались весьма просто. У всех водителей в бардачке всегда лежал бланк «конста д'эмабль» – этакой «любезной констатации». Стукнулся или задел кого-то, достаешь этот бланк и отмечаешь на нем, кто с какой стороны ехал, кто кому в бок въехал. Расписываетесь и отдаете этот документ каждый в свою страховую компанию. А те уже потом между собой решают, чей клиент был виноват и кто из них будет оплачивать ремонт.

Увы, разок в подобную малоприятную ситуацию угораздило попасть и меня. Своей машины у меня тогда не было, а служебные полагались только начиная с должности 1-го секретаря. За исключением «соседей» – у них и атташе имел свое авто. В период летних