Царица злилась хоть и пыталась это тщательно скрыть.

Но все эти вольности, позволенные супругой, были ничем по сравнению с той историей, что касалась Имаи, царской невесты, так и не ставшей женой. Царь подозревал, что в этом замешана сестра Нубемхат – Мегара, но все было сделано так чисто, что ни один из людей, кому было поручено расследование, не нашел свидетельства вины сестры царицы.

И вот теперь, эта женщина сидела здесь, в царском шатре, рядом со своим новоиспеченным мужем и царедворцем Кафу-анх. Мужчина не скрывал своего обожания, всячески умасливал капризную жену, подливал в ее серебряный кубок густой ароматный наур, кормил с рук, незаметно от всех ласкал.

От царя нельзя было скрыть, что женщине ласки мужа неугодны, и она их просто терпит. Взгляд ее черных глаз неотрывно следил за царевичем Хор-Аха, что сидел чуть в стороне от царского трона, рядом с родовитыми юношами.

Фараон очень жалел об Имаи. Она была прекрасна, как утренний свет и росла, зная о своем предназначении – быть женой фараона. Этот случай с любовником был настолько невероятен, что расстроил Нармера.

Нет, он не собирался ее казнить, но и в жены уже взять не мог. Но, она могла стать его наложницей, это не возбранялось. Только и этому воспротивились боги, бедняжка сошла с ума, не выдержав позора.

Тот взгляд несчастной Имаи царь никогда не сможет забыть: пустой, обреченный, не видящий перед собой никого, лишь отражающий синее небо.

Мысли царя прервал приближенный слуга и шепнул, что у шатра ожидает урет-хенеретет, верховная жрица храма Амаунет-Ра и фараон дал разрешение впустить гостью.

Жрица появилась в окружении двух девушек, сверкающих драгоценными нарядами и украшениями. Сама Верховная держала на плечах змею, обвившую ее руки. Змея, но уже золотая, украшала и венец жрицы.

– О, Брат Обеих Владычиц! Слава тебе! – поприветствовала она, низко кланяясь перед царем.

– Мы рады, что ты почтила нас своим присутствием, благочестивая, – фараон кивнул головой, покрытой высокой короной «хеджет».

– Позволишь ли ты, Величайший, в этот священный, для всего Египта день, преподнести скромный дар, от служителей Дома Амаунет-Ра? – произнесла жрица елейным голосом. Глаза ее были полуприкрыты, но от зоркого глаза не могло ничего ускользнуть. Она видела, как таращится Мегара на Тиа, видела, в глазах Нубемхат горящие костры злости и гнева. Видела, как потрясены все остальные гости. Один лишь царь, не дрогнул лицом. Он опять кивнул головой, принимая слова жрицы.

Женщина хлопнула в ладоши. Немедля, два стражника занесли в шатер некий предмет, лежащий на золотом подносе.

– Прими, Величайший! – Верховная сбросила легкое покрывало с подарка и все присутствующие ахнули. На подносе лежал необычный головной убор, состоящий из соединенных корон Верхнего и Нижнего Египта.

– Нам льстит твой подарок, – царь улыбнулся. Корону, тот час унесли.

– О, Поцелованный Обеими Богинями! Позволишь ли ты усладить твои очи, – жрица низко склонилась, но взгляда от царя не отвела. Движение царской ладони означало дозволение. Жрица трижды хлопнула в ладоши и в шатер зашли музыканты. Они расположились в центе, образовав небольшой круг. Полилась музыка.

Из-за спин гостей появилась юная девушка. Ее лицо и грудь были скрыты семью вуалями, настолько прозрачными, что сквозь них просвечивались и кожа, и высокие скулы, и чувственные губы, и напряженные соски, и жаркий взгляд синих глаз. Вызывающе и дерзко притоптывая ногами, она поднялась на возвышение посреди зала установленное слугами и сбросила первую вуаль. Опустив веки, вытянула руку, и под звонкий звук флейты, растеряно и небрежно повела кистью, унизанной браслетами и перстнями. Затем, сделав ногой неуловимое движение, повела бедрами. Медленная волна поднялась от ступней и достигла ее живота.

Вначале, девушка танцевала томно и размеренно, покачивая бедрами, изгибая стан, потом, танец стал все быстрее и яростнее. В порыве движения завеса из покрывал разошлась и пала, остались лишь украшения: шейное кольцо, ожерелье, бриллиантовый аграф на груди, пояс на бедрах, покрытый рубинами и изумрудами и… обнаженная плоть.

Драгоценные камни под светом множества светильников ожили и, вдохнув свет в женское тело, будто зажгли его. Шея, руки, ноги сыпались искрами, то красными, как угольки, то сиреневыми, то голубыми и белыми как звезды. Капельки пота заблестели на гладкой и нежной коже, упругие груди задрожали и запрыгали в такт.

Нет, это уже не была простая танцовщица, которая страстным движением бедер, груди и живота заставляет всех мужчин исходить от животной страсти и подчинить себе. Это уже божество, богиня вечного исступления, вечного сладострастия, красавица, излом обнаженного тела которой несет в себе проклятие и колдовскую притягательность. Она превратилась в бездушное, безумное и бесчувственное чудовище, несущее райское наслаждение и погибель всякому, кто ее коснется. И от этого была еще больше желанна.

– Позволь, Золотой именем своим, представить тебе Ия-Иб, жрицу великой богини, дарующей земле влагу и мою дочь, и преемницу, – объявила жрица, когда девушка закончила танец и застыла. Лишь грудь ее часто и высоко поднималась, от сбившегося дыхания.

Верховная еле сдержала довольную улыбку, краем глаза отметив, как Мегара и Нубемхат исходят ядом.

Это была победа! Царь не мог скрыть своего восхищения и сквозящего в голосе вожделения. Чуть подавшись вперед, все еще задыхаясь, обезумев от женской наготы, излучающей хищные и пряные запахи, сладость ароматических смол, душистость масел и ладана, он протянул девушке руку и хрипло произнес:

– Наше желание видеть тебя у своих стоп.

Ия-Иб послушно приблизилась. Она так и осталась обнаженной, но со стороны казалось: это ее ничуть не волнует, как и те два гепарда, что томно развалились у царского трона. Звери были в ошейниках, к которым крепились тонкие цепи. Их концы находились в руках специально обученных слуг. Кошки подняли головы и проводили взглядами темных глаз подошедшую к их хозяину девушку. Пасти оскалились, показав острые клыки, носы втянули воздух, пытаясь распознать опасные запахи. Но через мгновение, животные успокоились, глаза их снова закрылись, а головы легли на пол. Звери не учуяли никакой опасности.

Юная дева опустилась на подушки у ног фараона и Верховная восторжествовала. Как и царя, плясунья ввергла всех остальных мужчин в полубезумие, исступление и трепет. Но в этот час жрица не знала, что нанесла своему любимому сыну глубокую душевную рану.

Глава 17

Ия пришла в себя лишь на следующий день, когда они уже отплывали в столицу.

Со стыдом вспомнила она вчерашний вечер, в шатре фараона и свой танец, который, совсем не казался