Девушка уже спала. Прекрасные глаза были закрыты, а обнаженная грудь мерно вздымалась в такт дыханию. Даже во сне она стыдилась своих прелестей, накинув прозрачное покрывало на бедра.

Хор-Аха любовался ее чистой кожей, линиями и изгибами молодого, прекрасного тела. Царевич еще не «остыл» после охоты, хоть и принял освежающую ванну. Кровь бурлила и кипела в жилах, сердце стучало, а в чреслах пробудилась мощь.

Он прилег на ее ложе, рядом, чтобы ненароком не напугать эту птичку, это хрупкое и нежное создание, но не удержался и поцеловал сосок, такой манящий, такой сладкий.

– Бенер-Иб, – прошептал он тихо. – Моя услада. Мое, сладкое сердце.

И тут она открыла глаза, но в них не отразился испуг, то, чего так боялся царевич. Его возлюбленная протянула руку и дотронулась самым кончиком пальца до татуировки на его груди.

– Что она означает? – спросила девушка, обводя пальчиком рисунок по контуру.

– Это сила моего сердца, – он взял ее ладонь и прижал к своей груди. – Слышишь, как оно бьется?

Она улыбнулась, кивнула.

Тогда он потянулся к ее губам, таящим наслаждение. Она ответила. Сначала несмело, будто чего-то боясь. Потом, в ней пробудилась та жажда, что отличает юных влюбленных.

Мужская рука отпустила нежную грудь и скользнула к тому сокровенному, куда он так стремился. Пальцы нежно и осторожно провели по мягкой и влажной коже и ощутили жар, исходящий из женского лона.

И никакие слова были уже не нужны. Сейчас они говорили телами, что пели в такт разгоряченному желанию.

Эти двое тонули в мире чувственных наслаждений, даря друг другу себя без остатка. И ничего прекраснее в этот миг для них больше не существовало.

Рано утром, как только первый луч солнца коснулся земли, Хор-Аха покинул любимую. Вплавь переплыв Нил, он вернулся во дворец фараона, в свои покои.

Но, только лишь задремал, в двери его спальни громко постучали и в комнату вошел Камос, его воспитатель. Только ему, а еще фараону, и нескольким слугам, позволялось входить без разрешения.

– Что-то срочное? – открыв один глаз, и не вставая с ложа, спросил царевич.

– Рег-Аа призывает к себе сына, – объявил торжественно воспитатель. Обычно, Камос называл фараона тронным именем Нармер, и лишь в особых случаях, уважительным «Рег-Аа», как сегодня. Это что-то значило.

– Надеюсь, в том не вина убитого мной вчера леопарда, – недовольно пробурчал Хор-Аха. Царевич рассчитывал хорошенько выспаться после охоты и бессонной ночи в объятиях возлюбленной.

– Все разрешения были получены, – он с неохотой поднялся с постели и дал знак слуге принести воды для умывания. – Сам Ур-хеку назначил день и час охоты, – царевич посмотрел в глаза Камосу, пытаясь понять истинную причину желания отца видеть его немедленно.

– Думаю, дело не в этом, – прямо ответил воспитатель.

– Тогда хорошо, – молодой мужчина немного успокоился. Он не припоминал каких-то других своих поступков, за которые можно было его отчитывать, а тем более наказать.

Фараон завтракал. За столом кроме него сидело несколько сановников, тех, что решают важные государственные вопросы. Царь всегда много работал и заставлял других это делать, именно поэтому его государство процветало и достигло величайшего могущества. Нармер подчинил себе все многочисленные септы, что раньше существовали сами по себе. Он приумножил богатства казны в сотни раз больше, чем его предшественник, а теперь, собирался еще и завоевать Нижний Египет, чтобы объединить страну.

В этом Хор-Аха был полностью с ним солидарен. Одно лишь огорчало его, что отец дает ему, наследнику и будущему царю слишком мало полномочий. А ведь он так хотел быть полезным, покрыть себя воинской славой, чтобы с достоинством называться сыном того, кто царствует.

Царевич произвел все ритуальные жесты, что полагалось выполнить в присутствии фараона, произнес все хвалебные речи в адрес царя и владыки, и сел на отведенное ему место.

– Говорят, охота была удачной, – Нармер посмотрел на сына. Уголки его губ чуть приподнялись, изображая улыбку, но глаза цепко следили за реакцией сына. Фараон был одет по-домашнему, лишь в одну набедренную повязку. Голову не украшал царский венец, и даже парик. Царя совсем недавно побрили, лицо и голова блестели, умащенные маслами и бальзамами. В присутствии самых близких доверенных лиц он мог позволить себе подобный внешний вид.

– Да, Рег-Аа, – царевич кивнул. – Зверь поистине великолепен.

– Отлично, – Нармер позволил улыбнуться чуть шире. – Кому же достанется шкура? – глаза царя сузились, но не зло, а с любопытством.

– Я…, не думал еще, – Хор-Аха заволновался. – На самом деле, он собирался возложить ее на алтарь храма Амаунет-Ра.

– Вот и отлично! – Нармер хлопнул ладонью о свое бедро. – Мы придумали применение твоему трофею.

Хор-Аха посмотрел на отца. В глазах застыл немой вопрос, но он не осмелился спрашивать у фараона о судьбе шкуры животного. Теперь уже это не важно. Нармер все решил за него.

– Мы думаем, тебе пора взять жену, – слова царя, в общем-то, не были новостью. Сам Нармер женился в пятнадцать лет, а в годы царевича уже стал отцом. Но Хор-Аха еще не стремился обзавестись семьей, тем более, жениться не по любви. А в последнее время, его голову занимала лишь одна девушка, и ни о ком другом он не желал и думать. Но у его отца были в отношении наследника другие планы.

– Мы выбрали тебе невесту. Это дочь царя земли Та-шему – царевна Хенхап, – объявил он. – После похода на Нубию, ты, лично, отвезешь дары и подношения царевне и ее отцу и доставишь свою невесту в Чени. Пора укрепить союз с нашими соседями, – заключил царь.

Глава 15

Центром Прекрасного праздника Долины был храм Имен-Ра в Абджу.

У подножия гигантских пилонов расположились бродячие торговцы. Они предлагали арбузы, гранаты, виноград и фиги, ощипанную и готовую для жарки или уже жареную дичь и, конечно, хлеб и пиво.

В самом храме жрецы сбивались с ног. Требовалось, как следует встретить богов, чьи ладьи уже показались на реке.

Самой большой была ладья Имен-Ра. Ее легко узнать по двум бараньим головам – на носу и на корме. Ладью богини Амаунет украшали две женские головы с головными уборами в виде змей. Третья ладья с головами соколов принадлежала Гору.

И вот, носильщики, пересекая дворы с этими ладьями на плечах, уже проходят между пилонами и углубляются в аллею сфинксов. На них надеты только длинные юбки с бретелькой через плечо. Впереди шагает музыкант с тамбурином.

Жрецы в накинутых на плечи шкурах пантер возжигают в курильницах благовония, сыплют песок, и размахивают зонтами и опахалами.