К этому времени андалусийцы разочаровались в Гайлане так же сильно, как они невзлюбили далаиййа, – а по правде сказать, даже сильнее. Несмотря на то что они только что изгнали далаиййа, горожане приняли решение снова стать на сторону этого режима, дабы отбросить Гайлана, пока он не стал для них ещё худшим повелителем. В течение четырёх лет они играли в недотрог, но в 1664 году капитулировали перед Гайланом и согласились выплачивать ему ненавистный десятипроцентный налог.

В конце концов, последние остатки вольности Сале были сметены в 1668 году возвышением династии Алауитов и их султаном Мулай Рашидом, сумевшим впервые с 1603 года объединить всю страну. У него не было намерения прекращать весьма доходную священную войну городов на реке Бу-Регрег против Европы, и он обещал корсарам своё покровительство. Таким образом, хотя республика и исчезла, пиратство сохранилось – до поры до времени. К сожалению, Алауиты отличались непомерным аппетитом и раз за разом увеличивали свой «кусок» с 10 % до более чем половины. Наконец корсары осознали, что значительные прибыли больше им уже не светят. Мавританские пираты оставались здесь и становились капитанами в султанском «флоте», вероятно, так же поступали и некоторые из ренегатов. Другие же, вероятно, испытывали искушение переместиться в Карибский бассейн или на Мадагаскар, где расцвет пиратства только начинался. Нас не должна заботить позднейшая история Сале да и Варварийского берега в целом. С исчезновением республики теряются и свидетельства наших ренегатов, поэтому в следующих главах мы возвратимся к времени расцвета республики (1614–1660) и попытаемся исследовать непосредственно самих ренегатов, а также повседневную жизнь этих новообращённых – после того, как рассмотрели их политическую/военную историю.

VII. Мурат-реис и разграбление Болтимора

У нас будет славная прогулка.

– Мурат-рейс

Как бы нам ни хотелось встретиться с полной командой разбойников из Сале, с людьми, имеющими имена, даты, биографии, которые мы бы могли изучать, чьи «казусы» мы бы могли анализировать, чтобы лучше понимать характеры и судьбы ренегатов, но, к сожалению, такое исследование невозможно. Если нам мало известно о перешедших в ислам в Алжире и Тунисе, то ещё меньше мы знаем о новообращённых в Сале. Я задавался вопросом, почему так получается, и могу лишь предположить, что Сале считался (по крайней мере у европейских путешественников и хроникёров) более захолустным, чем Алжир или Тунис, и, вероятно, также более труднодоступной и даже более опасной дырой. Даже старый добрый отец Дан, предоставивший нам небольшую главу о Сале, по всей видимости, никогда не посещал этот город и описывал его на основании слухов; а немногие свидетельства из первых рук не слишком информативны. В любом случае, те, кто описывал Сале, – то есть образованные европейцы, – не слишком интересовались ренегатами, которых они боялись и презирали, и изображали их в самой, насколько это было возможно, нарочито сенсационной манере. В то же время те, кто мог бы рассказать нам что-то действительно интересное, – сами ренегаты, – писателями не были. Все категории, в каких мы могли бы обсуждать корсаров, были предопределены обращённой на них извне враждебностью и пропагандой. Такова судьба историка-ревизиониста, пытающегося исследовать культуру – или политику сопротивления – давно исчезнувшего неписьменного сообщества. В последнее время, разумеется, и сами ревизионисты разработали (или воскресили) некоторые собственные категории. Марксистские или марксиствующие историки «социального бандитизма» и миллениализма, такие как Эрик Хобсбаум и Норман Кон, предоставляют полезную методологию, в то время как авторы более либертарно-левого уклона (как Кристофер Хилл, Джесси Лемиш, Питер Лайнбах и Маркус Редикер) на деле создали целую новую историографию морского радикализма. Но никто из них не рассматривал ренегатов. Насколько я знаю, не возникло соответствующего направления и среди марокканских, алжирских или тунисских историков, которые, возможно, имеют доступ к неопубликованным письменным источникам (если допускать, что они существуют); ориенталисты же игнорируют этот вопрос либо в силу своего извечного культурного консерватизма, либо потому, что такие тексты невозможно найти; таким образом, faute de mieux[18], это исследовательское поле осталось нам, пиратологам-любителям.

Роже Куандро1 на основе данных архивов и неизданных материалов в европейских собраниях документов удалось наскрести короткий список морских разбойников из Сале. Так, в нём значится Эль-Хадж Али, вероятно, мавр, 14 октября 1624 года у мыса Финистерре захвативший голландский корабль под командованием некоего Эваута Хенрикса в тот период, когда Сале был предположительно в мире с Нидерландами, и потому пираты должны были воздерживаться от нападений на их суда. Хадж Али потребовал, чтобы капитан Хенрике под угрозой быть сброшенным в море признал свой корабль французским и тем самым легитимировал его взятие.

Рейс Шафер (Джа’фар), английский ренегат (упомянут в 1630-м), Хассан Ибрагим (вероятно, местный уроженец, 1636) и Майме-рейс, голландский ренегат (1636). Этот последний, командуя 13-пушечным кораблём водоизмещением в 200 тонн, взял английское судно, но по дороге обратно в Сале был захвачен сам.

Шабан-реис, ренегат из Португалии, в 1646 году командовал алжирским кораблём «Краб» (16 пушек и 175 человек команды), остановился в Сале, чтобы пополнить припасы и вооружение. За три месяца в море его единственной добычей стали английское судно с грузом соли и рыбацкая лодка в Бискайском заливе, а 22 июля сам был взят на абордаж голландским пиратом Корнелисом Вербеком.

Ахмед эль-Кортоби, испанский ренегат (или мориск?) из Кордовы, был «толстяком». 6 октября 1658 года, командуя салийским кораблём «Солнце», он повстречался с голландским флотом у мыса Финистерре. В это время Голландия и Сале снова должны были находиться в состоянии мира, и Ахмед-рейс решил нанести дружественный визит на флагманский корабль. Возвратившись к себе на борт, он с ужасом обнаружил, что одно из голландских судов, «Пророк Даниил» из Любека под командованием капитана Питера Ноеля, внезапно его атаковал. Несколько корсаров были убиты, а остальные – включая и Ахмеда – взяты в плен. Затем голландцы ограбили «Солнце», подожгли и потопили его. Этот исключительный инцидент вызвал колоссальный дипломатический скандал. Сале потребовал компенсации, и голландцы, озабоченные сохранением мира, отнеслись к этому делу весьма серьёзно. В январе 1659 года Адмиралтейство оштрафовало капитана корабля «Пророк Даниил» на 9 500 флоринов и отдало Сале судно, соответствующее по тоннажу и вооружению потопленному «Солнцу», а сам «Пророк Даниил» был присуждён Ахмеду эль-Кортоби2.

Ян Лёйкен. Корсары топят европейские суда у Сале. Иллюстрация к изданию «Истории Барбарии» Пьера Дана (Амстердам, 1684)

Али Кампос (Испания), Касе Марейс (Англия) и Куртебей (сын Ахмеда эль-Кортоби, который, наверное, был в