по всей вероятности, большинство таверн и борделей также находилось в этом районе11. Из всех трёх групп андалусийцы менее других были сторонниками аль-Аййаши и Священной войны, несмотря на то, что они первоначально приняли его, разделяя с ним общую ненависть к Испании. Их раздражал его авторитаризм, а также, вероятно, его попытки вмешаться в политические дела их республики. В конце концов, возмутившись, они отказались в дальнейшем поддерживать его новые войны за веру – вследствие чего аль-Аййаши обратил на них свой священный гнев, открыв огонь по Рабату из своих любимых пушек (как железных, так и куда более качественных бронзовых), установленных на стенах его фортов в Сале.

Старый Сале был заинтересован в первую очередь в джихаде аль-Аййаши и восстании против Саадитов – однако жители Сале явно не хотели участвовать в корсарских предприятиях – ни в качестве инвесторов, капитанов, матросов, солдат, ни как скупщики добычи, пленников и рабов. Тем не менее по иронии судьбы Сале остался в памяти именно как корсарский город, хотя этот романтический титул с куда большим основанием должен был принадлежать Касбе или Рабату – поселениям на другом берегу реки. Соперничество между Сале и Рабатом сохраняется и в наши дни. Как пишет К. Браун:

Эпизоды борьбы XVII века со временем превратились в смутные исторические воспоминания. Жители Сале, поначалу рассматривавшие новых пришельцев в Рабате как ан-Насара Аъ-Кашталийин (христиан из Кастилии), стали называть их ‘ль-Мслмин д-р-Рбат (разг, «мусульмане Рабата») – отчасти шуточным, отчасти колким прозвищем, намекающим на недостаток их рвения в вопросах веры. Со сравнимой иронией жители Рабата вспоминают о безумстве обитателей Сале. Они их называют кайихмаку фи-л-аср (разг, «теряющие разум во время послеполуденного намаза»). Салесийцам тоже есть что вспомнить. Они рассказывают, что при аль-Аййаши, когда жители Рабата якшались весь день с неверными, салесийцы занимались своей работой. Однако когда наступало время вечерней молитвы, они брались за оружие, чтобы сражаться с предателями Рабата. Но два этих города, находившихся, по выражению адмирала Рейнсборо[15], на расстоянии выстрела друг от друга, стали дружескими врагами. Их называли аль-адуватайн («два берега»), что, при игре с арабским корнем, напоминает о слове аль-адувайн («два врага»). Взаимная антипатия жителей этих городов становится не более чем подтруниванием и выражается как у одних, так и у других в прозорливой поговорке: уакха йуелли ль-уэд хлиб уар-рмель збиб, майкунши р-Рибати ли-с-Слауи хбиб (Стань река [Бу-Регрег] молоком, а пески – изюмом, и тогда рабатец не станет другом салесийцу). Эти друзья-враги на той стороне реки в Рабате были в худшем случае враждебно настроенными братьями. Несмотря ни на что они были мусульманами и ассимилировались в арабской культуре этой страны12.

Первоначально ссоры между андалусийцами Рабата и орначерос Касбы фокусировались на доходах таможни, которыми орначерос отказывались делиться, говоря, что все эти средства нужны им для обороны и ремонта укреплений. Андалусийцев эти аргументы не убеждали, и к 1630 году «гордые хозяева Касбы и обделённые наследством жители нижнего города уже в открытую находились в состоянии гражданской войны»13. Старый Сале принял сторону орначерос, и по иронии мир был восстановлен лишь при дипломатическом вмешательстве английского консула Джона Харрисона14, который в мае 1630 года составил соглашение, положившее конец военным действиям. Тремя пунктами этого соглашения были:

1-й, андалусийцы будут избирать собственного руководителя, или каида, однако его резиденция будет в Касбе15;

2-й, диван будет состоять из 16 представителей от Касбы и стольких же от Нового Сале;

3-й, доходы (включая морские трофеи и таможенные пошлины) будут равно распределяться между Касбой и Новым Сале.

Таким образом, два города оставались независимыми как друг от друга, так и от Старого Сале, однако «по сути Касба стала главным центром мавританской Республики Сале, а её правители начали пользоваться более или менее преобладающей властью над городами по обоим берегам [реки Бу-Регрег]»16.

Новый баланс сил оказался непрочным, и в 1631 году аль-Аййаши снова нарушил мир. Андалусийцы предали его, отказавшись послать ему штурмовые лестницы, в которых он нуждался при осаде Маморы. Он попросил религиозных руководителей Старого Сале составить фетву, или решение, позволяющее ему усмирить корсаров Нового Сале и Касбы, «ибо они воспротивились Аллаху и его Пророку, помогли неверным и дали им советы… они распоряжаются по своему усмотрению собственностью мусульман, лишая их дохода и монополизируя торговлю к своей выгоде»17. Аль-Аййаши подверг обстрелу из своих орудий и взял южный берег реки в осаду, продолжавшуюся до октября 1632 года, когда она закончилась неудачей.

Мир воцарился лишь на короткое время, и в 1636 году андалусийцы предприняли нападение на Касбу, которое увенчалось успехом. Многие орначерос бежали из города, оставив его в полной власти морисков. Теперь победоносные андалусийцы обратили свой гнев против Старого Сале. Они построили понтонный мост через Бу-Регрег и осадили город на северном берегу. Аль-Аййаши, отсутствовавший из-за джихада, поспешил вернуться для защиты своих людей.

К несчастью для андалусийцев, баланс сил (доселе, как казалось, благоволивший им) поменялся не в их пользу с новым появлением 3 апреля 1637 года английского флота, возглавляемого адмиралом Рейнсборо, уже посещавшего Сале с целью выкупа английских пленников годом ранее (под командованием лорда Картерета, основателя Нью-Джерси). Один бывший пират, служивший под началом Рейнсборо, оставил нам интересный рассказ об этой экспедиции18.

Англичане решили иметь дело только с аль-Аййаши, которого они называли (несомненно, с типичной британской иронией) «Святым». Возможно, этот марабут отказался отпустить пленников, пока ему не окажут помощь, и Рейнсборо с явным энтузиазмом полез в драку, переместив некоторые из своих мощных и новейших пушек с кораблей на берег и начав бомбардировку Нового Сале. Понтонные мосты затонули, и осада была сорвана. С британской помощью аль-Аййаши удалось действенно отрезать все пути снабжения в район Касбы и Рабата, а также сжечь поля за городскими стенами.

Рейнсборо снялся с якоря 30 августа 1637 года, но андалусийцы уже получили сполна. Они капитулировали, согласились восстановить повреждения, причинённые Старому Сале, позволить орначерос вернуться и снова распределять пошлины и добычу в пропорции 50/50.

В этот момент в дело вновь решил вмешаться саадитский султан Марокко; он нанял одного из капитанов-ренегатов, француза по имени Мурат-рейс (его не следует путать ни с албанским ⁄ алжирским капитаном с таким же именем, о котором уже рассказывалось ранее, ни с голландским ренегатом Мурат-рейсом («Младшим»), с которым мы встретимся позднее), чтобы тот захватил для Султана Касбу. Теперь андалусийцам и орначерос пришлось отбросить свою враждебность и объединить силы, чтобы изгнать людей Султана, снова установивших ненавистный десятипроцентный