Однажды Аполлон заметил Эрота, скучающего в уголке внутреннего двора в чертогах богов.

– Без дела сидишь? – спросил он. – Или просто закончились увальни, не поспевающие увернуться?

Эрот улыбнулся:

– Посмотрим, кто тут увалень.

И, едва Аполлон повернулся к нему спиной, Эрот украдкой вытянул из колчана две стрелы. Одну с золотым наконечником, пылающим, как пламя, а другую – со свинцовым, холодным, как смерть.

Первую он всадил Аполлону меж лопаток. Такой острой была эта стрела, что Аполлон даже не почувствовал, что она пронзила ему сердце.

Вторая стрела предназначалась Дафне, дочери речного бога Пенея. Ее Эрот выбрал неспроста: он надеялся свести счеты с двумя богами сразу. Дафна, как и Каллисто, примкнула к последовательницам Артемиды, а значит, как и Каллисто, дала обет целомудрия. Эрота давно злило это непреложное требование Артемиды – хранить девственность, поэтому теперь он заранее ликовал, предвкушая, как лишит богиню-охотницу одной из самых верных спутниц и заодно проучит Аполлона.

Собственно, стрела со свинцовым наконечником, убивающая влечение, в случае Дафны была ни к чему: девушка и так истово следовала завету Артемиды. Но, дополняя свинцовой стрелой золотую, поразившую сердце Аполлона, Эрот добивался, чтобы Дафна отвергла златокудрого красавца не только из-за обета, но и из-за того, что сочтет Аполлона отвратительным и мерзким. А учитывая, что Аполлон мнил себя самым неотразимым из богов, вот смеху-то будет, когда он получит отказ.

Дафна – пешка, на которой Эрот строил свою игру, – притягивала восхищенные взоры и без помощи его стрел. Она пленяла так, как часто пленяют дочери речных богов. Изящная и гибкая, на бегу она словно парила над землей, и ее длинные темные волосы струились шлейфом по воздуху. Она не завязывала их в узел на затылке, как Артемида и другие охотницы: узел стеснял ее, и она чувствовала себя будто в оковах. Поэтому Дафна оставляла волосы распущенными, и они лились по спине водопадом или развевались на ветру. Глядя на эти волны и переливы, ее легко можно было представить дома, в водах отцовской реки.

Как только сердце Аполлона пронзила Эротова стрела, он почувствовал необъяснимое желание навестить сестру – и без промедления отправился туда, где она охотилась со своими спутницами. Едва коснувшись ногами земли, он увидел Дафну, которая чуть поодаль от остальных выслеживала рысь.

Аполлон возжелал девушку в тот же миг. Возникнув из ниоткуда в нескольких шагах впереди нее, он предстал перед ней в своем самом подлинном, как ему казалось, обличье: белокурый юноша с улыбкой, которая должна была очаровывать с первого взгляда. Но Дафна с первого же взгляда почувствовала омерзение. Остановившись как вкопанная, она резко развернулась и направилась к подругам. Однако Аполлон каким-то загадочным образом возник перед ней снова.

Встревожившись, Дафна сделала обманный рывок вправо, а сама кинулась влево и, выбежав из подлеска, помчалась по лугу, спускавшемуся к отцовской реке. Она стремглав летела вперед, и из-под ее ног с паническим стрекотом бросались врассыпную кузнечики.

Аполлон гнался за ней, откровенно наслаждаясь преследованием. Заструившиеся по ветру великолепные волосы Дафны распалили его еще больше. Какая будет красота, думал он, когда я научу ее укрощать их шелковыми лентами и гребнями из слоновой кости!

Дафна, не помня себя от страха, бежала со всех ног, но силы ее понемногу иссякали, и сердце стучало в груди молотом. Только бы добраться до защитных берегов отцовской реки, прежде чем обессиленные ноги откажутся повиноваться, молила она. Аполлон же не только не сбавлял шага, но неуклонно нагонял Дафну, как нагоняет охотничья собака зайца, подбираясь все ближе и ближе, пока не начинает клацать зубами у него над загривком.

Выбежав наконец на берег, Дафна споткнулась. Аполлон, воспользовавшись этим, тут же обхватил ее за талию и притянул к себе.

– Спаси меня, отец! – взмолилась девушка. – Спаси как угодно от этого мерзкого создания!

И Пеней сделал что мог.

Аполлон, уже прижимаясь губами к затылку Дафны, почувствовал, как она цепенеет в его руках.

– Не бойся, – прошептал он. – Я буду нежен.

Но Дафна деревенела по-прежнему. Аполлон начал покрывать поцелуями ее шею, надеясь вызвать возбуждение, но кожа почему-то царапала губы, словно сухая кора. Озадаченный, он попробовал перебрать ласково ее струящиеся волосы, но вместо шелковистых прядей под пальцами зашелестели листья.

Аполлон отступился и в изумлении уставился на Дафну: даже для него, бога, знающего, на что способны другие боги, происходящее оказалось полной неожиданностью. Кора покрывала ноги, торс, руки и шею девушки и уже подбиралась ко рту, все еще распахнутому в беззвучном крике. Еще миг – и вот уже нет ни рта, ни лица – ничего. Пеней превратил дочь в небольшое изящное деревце.

Вздохнув огорченно, Аполлон, не чувствительный ни к какому горю, кроме своего, потер в пальцах душистые листья.

– Глупышка, ну зачем же было убегать? Может, в этом состязании ты и победила, но теперь ты от меня никуда не денешься.

Он начал собирать ветки с листьями. Слишком свежие и гибкие, они не обламывались под его жадными пальцами, а рвались, истекая соком. Из этих обрывков Аполлон сплел венок и возложил его себе на голову. Так он и ходит с тех пор, увенчанный Дафной.

Артемида же, к разочарованию Эрота, осталась почти безразлична к потере спутницы, которой она вроде бы дорожила.

– А нечего было гриву распускать, – только и сказала богиня.

{25}

Артемида и Актеон

Кадм искал Европу уже не один месяц, и боги велели ему прекратить. По их воле он основал первый греческий полис – Фивы – и стал его правителем. Зевс дал ему в жены Гармонию, прекрасную дочь Афродиты и Ареса. Их свадьба была роскошной и пышной, и боги почтили ее своим присутствием наряду со смертными.

Над свадебным подарком для невесты Гефест долго ломал голову. Он не мог забыть, что Гармонию его жена родила от связи с любовником, и это уязвляло и угнетало Гефеста не одно столетие. И хотя сама Гармония ни в чем виновата не была, ее свадьба давала Гефесту возможность отомстить наконец ее родителям. Поэтому в подарок он выковал ожерелье, подобное тому, которое когда-то делал по заказу Зевса для Европы, – змеящееся и пылающее золотом. Но в золотой сплав для этого второго ожерелья он подмешал кое-что новое: кровь горгоны, перья гарпии и гадюку с головы Тисифоны – колдовские вещества, несущие проклятье и владельцу ожерелья, и его любимым и близким.

На саму Гармонию проклятие ожерелья подействует лишь много лет спустя, однако до тех пор оно успеет погубить четырех ее дочерей. Семела, мать Диониса, сгорит заживо, настояв, чтобы Зевс явился перед ней в его истинном обличье. У Ино, вынянчившей осиротевшего малыша Семелы, Гера в наказание отнимет разум, и потерявшая рассудок несчастная Ино спрыгнет с утеса с собственным сыном на руках. Агава и ее сын Пенфей посмеют назвать Диониса ненастоящим богом – Дионис покарает Агаву, наслав на нее безумие, и она разорвет Пенфея на части.

Пока же четвертая сестра, Автоноя, вышла замуж за Аристея, сына Аполлона и Кирены. Довольно долго ее жизнь была безоблачной. Она родила Аристею нескольких детей – в том числе Актеона, которого отправили к кентавру Хирону, чтобы тот воспитывал его вместе с другими юными героями. Хирон учил своих воспитанников музыке, прорицанию, врачеванию и охоте. Она-то и увлекла Актеона больше всего. Вернувшись в Фивы, он почти все время пропадал на охоте в компании своих товарищей и своры собак.

Как-то раз после утренней охоты Актеон с приятелями принялись искать тенистое место, чтобы переждать в прохладе полуденный зной. Они спустились в долину и вольготно там расположились: кто-то прикорнул под деревьями, кто-то бродил по струящемуся рядом ручью, остальные разлеглись на его берегах с едой и питьем. Актеон приметил неподалеку небольшой грот. Догадавшись, что, скорее всего, там находится источник, из которого берет начало ручей, он отправился со своими собаками на разведку. Если он прав, то пройти нужно всего ничего, зато наградой ему будут