Уже сейчас, во сне, Ио чувствовала, как ласкают ее настойчивые пальцы Зевса. Не зная, что и думать, она обратилась за советом к отцу. Инах отправил гонцов к оракулу Аполлона в Дельфы и к оракулу Зевса в Додоне – узнать, как же им с дочерью теперь быть. Ответ оба привезли один и тот же: отдать дочь Зевсу, иначе Зевс поразит Аргос молнией и испепелит город вместе со всеми жителями.

Рыдая, Инах выгнал Ио из дома. Ноги как будто сами понесли девушку на Лернейские луга, где ее будет каждую ночь посещать Зевс. Она не увидит его ни разу – он всегда будет приходить в грозовых тучах, которыми поспешит окутать и ее, надеясь так укрыться от взгляда Геры, – но в этом сыром тумане Ио будет чувствовать его губы и пальцы на своем теле.

Однако вечно скрываться от богини невозможно – даже богу. Однажды ночью, когда Зевс ласкал Ио, он увидел, как тучи расходятся под руками Геры. И в панике он сделал первое, что пришло ему в голову при виде пасущихся вокруг стад Инаха: превратил Ио в корову.

– Ну надо же, Зевс! – начала Гера, растащив в разные стороны все тучи. – Откуда у тебя такая прекрасная телочка? Белее белого, ни единого рыжего волоска на всей шкуре! А какие рога! Чистый полумесяц! Ты ведь знаешь, как я люблю коров, – подаришь мне эту красавицу?

Гера прекрасно знала, кто эта телка на самом деле, и Зевс знал, что Гера знает, но деваться ему было некуда, поэтому Ио стала собственностью Геры. Чтобы Зевс не смог ее спасти, Гера приставила к Ио неусыпного стража – сына Земли Аргуса, у которого была сотня ярко-голубых глаз, рассыпанных по всему телу. Какие-то спали в одно время, какие-то в другое, но одновременно – никогда.

День за днем томилась Ио на Лернейских лугах. Когда зарядили затяжные дожди, луга превратились в болота, в которых она утопала по колено. Ее бросало в дрожь от шипения водяных змей, извивавшихся в жидкой грязи, в которую ей рано или поздно приходилось опускаться, чтобы вздремнуть.

В конце концов она побрела к дому, а за ней неотступно следовал Аргус. Однажды она увидела своего отца и сестер. Подбежав к ним, она принялась ласково тыкаться носом им в бок и, дождавшись, когда они обратят на нее внимание, стала чертить неуклюжим копытом, в которое превратились ее прелестные розовые пальчики, две буквы – И и О, снова и снова, пока родные не догадались, кто она такая. Залившись горестными слезами, они кинулись обнимать ее, но помочь ничем не могли.

Шли месяцы. Наконец, когда настала летняя жара, Зевс придумал, как облегчить страдания Ио. Он послал Гермеса в обличье пастуха туда, где в тени позевывал Аргус. Подсев к стоокому стражу, Гермес довольно скоро заворожил его своими увлекательными историями, а потом, когда сгустились сумерки, вытащил свирель и принялся наигрывать на ней колыбельные. Один за другим закрывались глаза Аргуса. К тому времени, как на небе показалась луна, они закрылись все. Тогда Гермес, щелкнув пальцами, выхватил из ниоткуда клинок и отрубил Аргусу голову.

Гера тут же почуяла неладное. Она поспешила на луг и, увидев останки Аргуса, недолго думая вызвала его дух, который еще витал рядом, превратила его в овода и велела выгнать Ио с луга, пока Зевс не явился ее спасать. Дух, повиновавшись, принялся раз за разом пронзать шкуру бедной коровы своим бритвенно-острым жалом, вновь гоня ее прочь от родного дома. Тем временем хозяйственная Гера, не терпевшая, когда что-то пропадает зря, опустилась на колени у тела Аргуса и начала осторожно открывать его сомкнутые веки. Изъяв из глазниц всю сотню его прекрасных глаз, она украсила ими хвост своего ручного павлина и повелела, чтобы впредь все павлины носили на хвосте глаза Аргуса.

Ио мчалась по свету, не зная, где в следующий миг настигнет ее неотвязный овод. Устремившись на запад, она добежала до Додоны, потом пронеслась по берегу моря, которое с тех пор в ее честь зовут Ионическим. Оттуда свернула на север, где обитали грифоны, стерегущие золотые россыпи, и их враги, одноглазые аримаспы. В конце концов она очутилась в горах Кавказа и, карабкаясь на очередной склон, увидела Прометея, висящего в оковах на скале.

Прометей предсказал Ио, что отдохнуть ей удастся не скоро, а до того предстоит еще немало мучительных скитаний. Она заберется дальше на восток, в земли свирепого племени скифов, а потом на юг, к амазонкам – те в своей ненависти к мужчинам пожалеют ее и переправят через пролив, который впредь будет называться Босфором – «Коровьим бродом». После того как овод снова погонит ее на восток, через иссушенные просторы близ того края земли, где восходит солнце, она развернется и отправится на запад, к устью Нила. И тогда, проследовав вдоль него на север до впадения в море, она вновь встретит Зевса.

Зевс, продолжал Прометей, коснется Ио как прежде, только на этот раз лишь рукой, и вернет ей человеческий облик. Она родит ему сына, которого назовет Эпафом, что означает «рожденный от прикосновения». От его детей и внуков произойдут впоследствии Европа, Кадм, Дионис, Персей и Геракл – последний в один прекрасный день прикончит орла, который терзает Прометея, и наконец избавит титана от мук. А сама Ио навеки останется в памяти людской как прародительница всех этих и многих других знаменитостей.

Все вышло так, как предсказал Прометей.

Превратившись после прикосновения Зевса обратно в человека, Ио сохранила свои великолепные, изогнутые полумесяцем рога. Египтянам, видевшим это чудо, стало понятно, что бывшая дочь Инаха отныне их собственная богиня, спустившаяся на землю с небес, неся во лбу месяц. Они будут звать ее Исидой.

{21}

Фаэтон правит колесницей солнца

Царевичи, как правило, общаются с себе подобными. Вот и Эпаф водил дружбу с Фаэтоном, наследником трона соседней Эфиопии. Матерью Фаэтона была Климена, дочь Океана, вышедшая за эфиопского царя, однако подлинным отцом Фаэтона (по крайней мере, по словам Климены) был не кто иной, как Гелиос, каждый день проезжавший по небу на своей сияющей колеснице.

Время от времени два царевича, одинаково сомневавшиеся в своем происхождении, поддразнивали друг друга – мол, выдумываешь ты все насчет отца-бога. Однажды, после очередного вечера в компании Эпафа, Фаэтон пришел в покои матери сам не свой:

– Мама, откуда мы знаем, что Гелиос и вправду мой отец? У тебя есть доказательства?

Он уже не первый раз приставал к ней с расспросами, и Климена больше не могла отделываться туманными утешительными заверениями. Она признала, что предъявить ей в доказательство нечего. Предвидя именно такой ответ, Фаэтон изложил свой замысел, который вынашивал уже довольно давно: он намеревался явиться к Гелиосу во дворец, встретиться с богом и во всем разобраться.

Климена решила, что отговаривать его смысла нет. Фаэтон скоро войдет в круг мужчин, ему нужно знать, кто его отец. Когда-нибудь он унаследует трон отчима – разве сможет он править своим народом как подобает, не будучи уверенным в собственном происхождении? Кроме того, царице поднадоели эти настойчивые выспрашивания, ставящие под сомнение ее добродетель. Пусть уже сам выяснит правду, решила Климена.

И Фаэтон пустился в многодневный путь на восток. Чем ближе он подходил к дворцу Гелиоса, тем больше странного и удивительного ему попадалось: муравьи, добывающие золото; черви, прядущие нить тоньше паутины; люди, имеющие лишь по одной гигантской ноге, – устраиваясь вздремнуть в полуденный зной, они ложатся на спину, задирают ногу и спят в ее тени, как под навесом. Каждый раз с наступлением ночи, закутываясь в плащ и готовясь ко сну, Фаэтон гадал, что принесет ему следующее утро.

В конце концов перед ним раскинулся луг, пестрящий цветами никогда им раньше не виданных оттенков. Посреди луга стоял дворец, целиком построенный из золота и украшенный бронзой, серебром и слоновой костью – все это сияло и переливалось так,