— Готье.

— Мистер Кохлер, — я киваю на сияющую неоновую вывеску закусочной. — Вы выбрали славное место для позднего перекуса.

Он выгибает бровь.

— Закусочная Бетти не похожа на твой типичный выбор заведения.

— Всё бывает в первый раз, — перебивает Зигги. — Себ даже оказался достаточно щедрым, чтобы угостить меня.

Мистер Кохлер косится в её сторону, и на его лице зарождается озадаченность, словно он наконец-то соображает, что Зигги со мной, а я с ней.

— И что же такая милая девчушка, как ты, делает с ходячей проблемой вроде Себа Готье?

Прежде чем Зигги успевает ответить, один из его внуков говорит:

— Я думаю, Себ крут.

Мистер Кохлер награждает меня осуждающим взглядом.

— В этом-то и проблема.

Меня гложет сожаление. Я — безнадёжный случай, но этот парнишка — нет. У него впереди жизненно важные годы, когда можно будет принять решения получше моих. Я не хочу, чтобы он подражал мне.

— Круто — это усердно работать и стремиться к желаемому, — говорю я ему. — И я это делал. Я занимаю такое положение в этом спорте, потому что работал до уср… — колено Зигги резко ударяет меня по бедру, не давая выругаться. — До посинения. Но… — я кошусь на Зигги, которая внимательно наблюдает за мной, затем на внука мистера Кохлера. — Я также сделал много вещей, за которые ты не должен мной восхищаться. Это вовсе не круто.

Зигги дарит мне лёгкую одобрительную улыбку, и я вовсе не должен испытывать из-за этого такое удовольствие.

Но испытываю. Я утыкаюсь в стакан с молочным коктейлем, чтобы не смотреть на неё или на мистера Кохлера, который с любопытством уставился на меня.

Затем Зигги говорит мистеру Кохлеру:

— Отвечая на ваш вопрос, мы с Себастьяном здесь, потому что проводим время вместе как друзья.

— Друзья? — мистер Кохлер хмурится.

— Ага, — подтверждает Зигги. — Друзья. Мы с ним сроднились на почве агрессивной йоги.

Я чуть не давлюсь своим молочным коктейлем. Агрессивная йога?!

— Агрессивная йога? — голос мистера Кохлера вторит моему изумлению.

— Угу. Хотите картошечки? — она предлагает внукам наш общий контейнер картошки фри, и они оба угощаются. — Картошка фри хороша тогда, когда остаётся вкусной даже в остывшем виде. Но да, агрессивная йога. Это такая йога, которая уделяет внимание сложным, часто негативным эмоциям с целью использовать осознанные движения, чтобы конструктивно осмыслить их и в итоге исцелиться.

— Круто, — говорит второй внук.

Зигги улыбается.

— Я делаю это, чтобы дать выход своей злости и выпустить непростые эмоции, которые запрещаю себе чувствовать. А Себ делает это, потому что понял, что ему нужен более здоровый способ выпускать все его экзистенциальные страдания, — она шлёпает меня ладонью по бедру, и я едва скрываю сердитый взгляд. Она перегибает палку.

— Что ж, — мистер Кохлер скрещивает руки на груди, пригвоздив меня взглядом. — Я очень рад это слышать. Это звучит…

— Почти невероятно здраво с моей стороны? — подсказываю я.

Мистер Кохлер усмехается, хлопнув меня по плечу.

— Надеюсь, что эти перемены сохранятся. Береги себя, Готье. И Зигги, передавай привет моему любимому игроку.

— Непременно! — она машет и улыбается, когда они поворачиваются к закусочной.

Как только дверь за ними закрывается, я поворачиваюсь к Зигги.

— Агрессивная йога?

Она одаривает меня улыбкой.

— Ты посмотри, я сообразила на ходу! Поддержала беседу! Я изумительно справилась.

Я закатываю глаза.

— Агрессивная йога, Сигрид. Из всех возможных вариантов.

— Что? Будет весело, — она берёт телефон и показывает мне инстаграм-аккаунт с видео, на которых запечатлены люди, немало похожие на меня — сердитые, татуированные, показывающие средний палец какой-то невидимой высшей силе. — Тут неподалеку есть студия, предлагающая занятия, и я давно хотела попробовать, но боялась, что не впишусь в их ряды. А с тобой за компанию точно впишусь. Надо как можно скорее забронировать нам места, чтобы были доказательства моих слов.

— Ты хотела сказать, доказательства твоей лжи?

Она шикает на меня, мягко шлёпнув по бедру.

— Это не ложь, это просто…

— Пока ещё не правда, знаю, знаю, — нахмурившись, я тянусь к молочному коктейлю, но осознаю, что он у Зигги в руках, и громкий сёрбающий звук означает его конец.

— Ооо, у них завтра есть утренние занятия, — радостно говорит она.

— Дорогая Зигги, я не могу просто пойти завтра утром в студию йоги. Это породит хаос.

Она закатывает глаза.

— Твоё эго.

— Я серьёзно. Я не могу просто взять и пойти куда-нибудь. Если мы будем заниматься агрессивной йогой, агрессивная йога должна прийти к нам.

Она хмурится.

— Серьёзно?

Я вжимаю язык в щёку изнутри, слегка раздражённый тем, каким невероятным это ей кажется.

— Ты не знаешь, как люди реагируют, видя меня на публике? Учитывая мою широко известную сексапильнось и эротические похождения? Ты в каком бункере живешь?

— В таком бункере, где мне до лампочки твоя сексапильность и эротические похождения?

— Ну, пора бы это изменить, поскольку это будет влиять на тебя, дружочек.

Зигги испускает раздражённое рычание.

— Как нас будут видеть вместе как «друзей», если за тобой везде гоняется гипотетическая толпа перевозбужденных людей?

— Да не везде. Ну например, в Закусочную Бетти можно было прийти. С другой стороны, ты же видела, как Стиви налетел на столик, когда я улыбнулся ему. А теперь поместим этот привлекательный, двадцатисемилетний пансексуальный образец чувственного великолепия в студию йоги с кучей людей в расцвете сил, и как думаешь, что будет?

(Пансексуал — это сексуальная ориентация, при которой партнёр выбирается исключительно по личным качествам, мировоззрению и эмоциям, получаемым от общения с ним; т. е. гендер значения не имеет и всё решает личность человека, — прим.)

Зигги хрюкает, печатая что-то на телефоне.

— Интересно, каково было бы иметь хоть фрагмент твоего эго. Ладно. Я написала студии, но сомневаюсь, что инструктор так быстро