Она пытается говорить спокойно, чуть со скукой, но я вижу, как она взволнована.

– Да какая разница? Ну перевелся очкастый, вам-то что? – говорит парень, сидящий рядом с Максом, кажется, вратарь.

Ребята отпускают пару шуток на этот счет и переводят тему, но я уже не слушаю, о чем они говорят.

Дэнил перевелся из школы сразу после смерти Евы… Скорее всего, это совпадение, ведь будь он как-то с ней связан, не стал бы привлекать к себе такое внимание. Но проверить нужно.

– Значит, Касси и Дэнил, – с сомнением произносит Брендон.

За окном воет ветер, и от этого звука мне хочется закутаться с головой в одеяло, а лучше – в два, но вместо этого я раздаю друзьям кружки с горячим ароматным чаем и сажусь в кресло.

Все уже здесь, кроме Уайта, который не счел нужным удостоить нас своим присутствием.

– Я бы в жизни на них не подумал, – пожимает плечами Макс. – Молодцы, девочки. Первый шаг сделан.

Я ожидала от него не совсем такой реакции: он вполне мог сказать, что я обвиняю Касси из-за личной неприязни или ревности. Или он вообще об этом не думал? У нас совершенно разные взгляды на вещи.

– Касси сильно разозлилась, – говорю я, а потом пересказываю весь наш с ней диалог.

– Не могу поверить, – с едва скрываемой улыбкой произносит Хлоя. – Касси Вотерсон назвала тебя стервой? Долго же она, наверное, репетировала.

Подруга всегда производит впечатление скромной и доброжелательной девушки, но этот образ, честно говоря, никак не совместим с ее любовью к едким комментариям в сторону людей, которые ей несимпатичны. На самом деле Хлоя – сложный человек, она совсем не такая, какой кажется на первый взгляд, и далеко не ангел. Но от этого я люблю ее не меньше.

– Эй, Лиззи, надеюсь, девочка вернулась домой живой и здоровой? – говорит Брендон, посматривая на меня.

Я толкаю его локтем в бок, не в силах сдержать улыбку.

Если говорить серьезно, возможно, большинство людей и боятся сказать мне что-то поперек, но совсем не из-за того, что это опасно для жизни. И как же раздражает, когда прямолинейность путают со стервозностью!

– Я поговорю с Касси, – говорит Макс. – Эван – с пареньком, который перевелся.

– Это все? – спрашиваю я с надеждой на то, что кто-то из ребят обнаружил хоть какую-нибудь зацепку.

– Похоже на то, – произносит Хлоя, обведя взглядом комнату.

– Лиз, что насчет Уайта? – спрашивает Брендон.

– Откуда я знаю?

Воспоминания о Шоне пробуждают во мне сплошные негативные эмоции. С чего они взяли, что я общаюсь с этим хамским типом больше, чем кто-либо из них?

– Хотя он правильно сделал, что не пришел, – говорю я вслух. – От этого все равно нет никакого толку. Я уверена на сто процентов, что ни Касси, ни Дэнил не убивали Еву.

В глазах каждого из ребят я вижу немое согласие.

– Отсутствие результата – тоже результат, – пожимает плечами Макс.

– Перестань говорить банальности, – раздраженно отвечаю я. – Мы не можем сделать сами ни-че-го-шень-ки.

Я не должна говорить с друзьями в подобном тоне и понимаю это, но не могу остановить рвущийся наружу поток слов, переполненный злостью и разочарованием.

– Не одной тебе плохо, Элизабет, – говорит Брендон, приводя меня в чувства.

Остальные молчат: Макс смотрит на меня с легкой грустью, Хлоя – с укором, Эван вообще потупил взгляд.

Кажется, я сделала больно каждому из ребят, обвинив их в бездействии, и даже мой ужасный характер не служит тому оправданием.

– Я просто сказала то, что вертелось в мыслях каждого из вас, – произношу я.

Напряженное молчание дает понять, что я попала в самую точку.

Мама возвращается на несколько часов раньше, чем обычно, и друзья расходятся, отказавшись остаться на ужин.

Я чувствую себя виноватой перед всеми: перед Евой – за то, что не могу раскрыть правду и наказать убийцу, перед ребятами – за то, что выплеснула на них все накопившиеся эмоции, даже перед матерью – я всегда отталкивала ее, и сейчас она смотрит на меня так, будто готова услышать очередную грубость.

– Что-то случилось? – спрашивает она. – Вы поссорились?

– Нет. Все нормально, – отвечаю я.

Я надеваю куртку и застегиваю сапоги, чувствуя, что, если останусь здесь, мама устроит допрос.

– Ты надолго?

– Не знаю.

– Что значит «не знаю»? Элизабет, ты помнишь, что разговариваешь с матерью? Не можешь отвечать по-нормальному? Остаешься дома.

– Да, мамочка, – говорю я и выхожу на улицу.

– Элизабет!

– Вернусь через час, если задержусь, позвоню.

Она не спорит, только тяжело вздыхает и негромко произносит:

– Лиззи. Я ушла с работы раньше, чтобы провести время с дочерью.

Я иду вперед, не останавливаясь.

Не могу сейчас никого видеть. Я просто хочу побыть одна.

Не знаю, сколько прошло времени – минута, десять, час… Не знаю даже, в каком иду направлении. Парк я давно уже прошла.

Меня нигде не ждут, а матери дома лучше без меня, так же как и мне – без нее. Наш пентхаус огромен, но даже когда мы находимся в разных его концах, напряжение почти осязаемо – я не чувствую себя там комфортно.

Хочется плакать, кричать, биться в истерике! Но ресницы остаются сухими, и все, на что я сейчас способна, – это изо всей силы пнуть ближайший камень вместе с комом грязи, лежащим на нем, пачкая свои любимые кроссовки. Именно в них я последний год бегала с Евой по утрам и выходила на пробежку в те моменты, когда душу переполняли обида или злость. От этого сразу становилось легче.

Что мне мешает сделать это сейчас?

Ни секунды не раздумывая, я бегу вперед, выплескивая всю ярость и обиду. Скорость – максимальная, но с каждым преодоленным метром силы покидают меня, и вместе с ними – эмоции.

– Еще немножечко, – тяжело дыша, пискнула я, находясь за несколько кварталов до финиша.

У Евы хватило сил засмеяться.

– Наперегонки? – спросила она.

– Не-ет! – простонала я, любуясь спиной подруги.

Ева участвовала в соревнованиях по бегу на длинные дистанции и прекрасно держалась весь путь, я же – прирожденный спринтер – только мучилась от таких пробежек.

На финише подруга заявила мне, что последние сто метров я бежала, как тюлень, а я задумалась над тем, как выглядела она, когда на глазах у всех прохожих свалилась в лужу. В ответ на это Ева плеснула в меня водой из своей бутылочки, за что я была ей очень благодарна: в тот летний день мы обе проспали пробежку и вышли позже, когда солнце уже встало, заставив термометр