Шрифт:
Закладка:
Прошло много лет, но Гиз хорошо помнил, что когда-то рассказывал ему Страж. Помнил он и последнюю фразу того урока:
«Уничтожить душу — это много хуже, чем убить человека. Помни об этом, мальчик…»
46Последний факел догорал. Тьма все ближе подбиралась к людям, готовясь броситься на них и поглотить.
— Ну разве мог я представить, что мне доведется тащить за собой полумертвого мужа Дилы? — хмыкнул кузнец. — Да еще после того, как я лично проломлю ему башку и переломаю все кости, что возможно.
— Почему ты так его ненавидишь? — негромко спросил Эрл.
— А то ты не знаешь… — фыркнул кузнец.
Они двигались по узкому тесному ходу, тянули за собой страшную добычу, кое-как подцепив ее длинными досками, вырванными из стены подвала.
— Он постоянно ее бил, — сказал кузнец. — Синяки не успевали сходить с ее тела.
— Но ведь это ты виноват, — сказал Эрл. — Он бил ее из-за тебя…
Гиз в разговор не вмешивался, но не пропускал мимо ушей ни единого слова.
— Нет, — кузнец покачал головой. — Он бил ее потому, что больше ничего не мог сделать. Он чувствовал свою беспомощность. Ведь она никогда его не любила. А замуж вышла по принуждению. Она любила меня. И сейчас любит.
— Ты женат, — неприязненно сказал Эрл.
— И жену свою я ни в чем не обижаю.
— Думаешь, она ничего не знает?
— А даже если и знает, что из этого?.. Слушай, сосед, а ведь ты мне завидуешь. Да? Признайся… Вы ведь с Дилой с детства дружили, я это хорошо помню.
— Прекрати!
— Да я и так знаю! Ты к ней неравнодушен! Ну? Признайся!
— Замолчи! — Эрл резко дернул свою доску, и конец ее выскочил из проволочной петли, что охватывала измочаленные останки мертвяка.
Они остановились, перевели дыхание.
Уже чувствовался свежий сквозняк, и впереди, вроде бы, виделся свет. Потолок опустился совсем низко — скоро к выходу придется ползти на четвереньках.
Передохнув, Эрл отдал факел кузнецу и, не приближаясь к мертвяку, заворочал доской, пытаясь намотать на нее проволоку силков, приладить покрепче, для пущей надежности зацепить ею несколько свободных крючков. Сделать это было непросто, и Гиз, отложив свою похожую на оглоблю доску, помог неловкому напарнику.
— Что это там? — вдруг пробормотал кузнец, поднимая слабеющий огонь повыше и куда-то вглядываясь. — Это… это же… — Он задрожал, побледнел, переменился в лице. — Это же Белый Человек!
Гиз поднял голову.
В десяти шагах от них, там, где они только что прошли, стояла белая светящаяся фигура. Стояла возле стены, повернувшись к ней лицом — если у нее вообще было лицо.
Призрак!
— Не шумите… — кузнец пятился, лишившись всей своей напускной бравады.
Оцепеневший Эрл немо открывал и закрывал рот — словно зевал безостановочно.
И только Гиз сохранял самообладание. Призраков охотник не боялся…
Факел погас. Белая фигура шевельнулась. И кузнец вскрикнул.
Медленно призрак повернулся к людям. Лицо у него было — белое размытое пятно с темными пятнами вместо глаз и рта.
— Возвращайся… — отчетливо проговорил Белый Человек, не двигаясь с места. — Возвращайся скорей… — Светящийся силуэт заколыхался, потускнел и стал стремительно расплываться, таять — словно снег на горячей печи.
— Возвращайся! — в последний раз услышал Гиз.
Охотник не сомневался, что этот призыв обращен к нему.
Он узнал этот голос.
47Они выбрались на поверхность, оставив мертвяка внизу. Гиз, не теряя времени, отправил нескольких крестьян за веревками и крючьями-кошками. Оправившийся кузнец рассказал землякам, что мертвяк — не кто иной, как Гест — муж Дилы. Услышав это, один из селян предложил позвать женщину.
— И пусть она возьмет детей, — распорядился Гиз. — А если не захочет идти — заставьте.
— В чем дело, охотник? — нахмурился кузнец. — Зачем тебе Дила? Может будет лучше оставить ее в покое? Она и так много пережила за последнее время.
— Охота еще не закончилась, — сказал Гиз. — Выполняйте все, что я говорю.
Кузнец пожал плечами, лег на землю, уставился в небо. Сказал громко, для всех:
— Там внизу много всякого… странного, страшного… Уже возвращаясь, мы встретили Белого Человека… Ох, нехорошее это место.
— Кто же спорит? — сказал кто-то из крестьян. — Это всем давно известно…
Вскоре принесли веревки. Гиз в одиночку — больше никто не захотел — спустился в черную яму. Подцепил кошками изуродованное, опутанное проволокой тело мертвяка. Вылез наверх.
— Поднимай!
Мужики, поплевав на ладони, взялись за веревки. Потянули, выволакивая на солнечный свет то, что когда-то было человеком. Дружно охнули, увидев бесформенное тело, заметив, что оно еще живет, шевелится. Вытянули его, оттащили в сторону, бросили веревки, сгрудились вокруг мертвяка, не подходя близко.
— Это я его так, молотом, — хвастался кузнец. — Он скалился как пес, напрыгивал, рычал. Должно быть кровь чуял, жизнь. А я ему с размаху по черепу, прямо по макушке…
Затрещали кусты. Сквозь малину продирались люди, торопились, шумели. Вся деревня шла посмотреть на мертвяка, и все уже знали, что мертвяк — это Гест — пропавший в лесу муж Дилы.
— Не трогайте его! — предостерег Гиз. — Он еще жив!..
Появилась и сама Дила, привела детей. Косо глянула на скорченное тело бывшего супруга, сразу отвернулась. Пристально посмотрела на Гиза, долго не могла отвести взгляд. И многие заметили, что в глазах ее сквозит ненависть.
А охотнику больше нечего было ждать. Он шагнул к женщине, не обращая внимания на ее сопротивление, взял за руку ее младшего сына, подвел к мертвяку, сказал жестко:
— Смотри! Вот твой папка! Вот твой отец!
Мальчик заплакал, попытался вырваться.
Селяне притихли,