— Если я буду прыгать настолько сложную программу, у меня не хватит сил на личные. Нет нужды в таких сильных программах в командных соревнованиях. Я в любом случае войду в тройку. Это только бессмысленная трата моих сил.

— Панкратов, — зубы тренера буквально ударились друг об друга, — ты позоришь нашу Федерацию. То новости про твои обжимания со Смирновой, которые теперь абсолютно везде, то ты выдаешь вот это!

Новости? Какие еще новости?! КАКИЕ ЕЩЕ ОБЖИМАНИЯ?! Ева его убьет… Просто убьет! Господи, но где они могли спалиться? На лице Тимура, видимо, отразилось крайнее замешательство, а Денис Русланович продолжил:

— Катай программу как ставили. Потом мы посмотрим, что и где убрать. Может быть, тебя из командника, раз ты так переживаешь за личное. Ты совсем расклеился, Тимур. Надо набирать форму, это Олимпиада, а не Чемпионат России.

Панкратов поджал губы. Завтра произвольная программа. И у мужчин, и у женщин. У мужчин раньше. И там все станет известно — сможет ли он вообще выступать дальше или придется сниматься с соревнований.

— Вперед! — прикрикнули на него.

Полный злости, Панкратов поехал к центру заметно поредевшего в людях льда. Он не выполнит столько четверных с больной ногой. Она болела даже когда он просто катался, а с прыжками… Да уж, неизвестно, чего хотят тренеры. Или победы, или полного провала.

Краем глаза он увидел мать, подходящую к бортику. Тоже, значит, интересно. Как и всем журналистам, направившим камеру. Вот спасибо, вся планета увидит, как Чемпион Мира валяется на льду.

Музыка началась.

Уверенные движения руками, уверенное начало. Конечно, ведь пока дело не дошло до прыжков, все хорошо. Денис Русланович напряженно следит за своим воспитанником, в голове не укладывая причину, по которой он хочет убрать четверные прыжки для командника. Поберечь силы? Но ведь Панкратов их никогда не бережет. Был период, когда он выступал на чемпионатах и шоу буквально подряд, не щадя себя. Что происходит сейчас?

Четверной тулуп. На вид дался легко, но Тимур еле сдержал крик боли. Это было безумно больно, на соревнования нужно пить обезболивающее. Много… Но не переборщить.

— С ним что-то не так, — Роман нахмурился, а Денис Русланович непонимающе посмотрел на напарника, — Он не так уверенно катается, как всегда. Посмотри на его ногу, он словно хромая лань.

Четверной лутц.

Он упал, тут же вскакивая со льда и закусывая губу. К концу проката там будет кровь.

— Не сделал кантилевер, — прокомментировал Данил Русланович, сейчас обращая кучу внимания на эту ногу. Она действительно дрожала и была очень неустойчивой.

Тимур проехал около тренеров, выполняя красивую хореографию руками.

— У него болит нога, — вынес решение Роман, — я абсолютно уверен. Он закусывает губу.

Заезд на тройной аксель, неуверенное движение больной ноги и он летит вниз, даже не замахнувшись на элемент.

«Соберись!» кричит он сам себе внутри, а его пожирает дикая вина и стыд. Вокруг люди, а он падает. Буквально на каждом прыжке, он сделал только первый. Из глаз вот вот польются слезы боли, он просто не может больше сдерживаться. Его разрывает дикая боль.

— Что это?.. — Денис Русланович в ауте. И диком шоке. Это его Чемпион? Фаворит Олимпиады? В голове тут же вспыхнули картинки вчерашней тренировки Прохоровой. Тоже фаворит. Быстрая, четкая, уверенная и превосходная. А это… сломанная кукла.

Бауэр он выполнил без нареканий. Но следом шел сложнейший каскад. Тимур даже примерно не понимал как его сделает.

— Он не сможет прыгнуть каскад.

— Пусть пробует. На команднике либо будет прыгать тройные, либо будет замена на Артёма.

Четверной риттбергер.

Устоял, но из глаз брызнули слезы.

Четверной тулуп.

Красивый выезд, чудом сделанный Тимуром. Силы иссякали, нога болела, но останавливаться он не желал из принципа. Он знал, что журналисты будут писать о его падениях во всех новостях. И осуждать, говорить, что он недостоин выступления на Олимпиаде. Или же сравнивать с братом, как это любили делать раньше, когда они выступали вместе. Например, после Чемпионата Европы.

Дальше была дорожка шагов, но даже она доставляла трудности. Конечно, тут все доставляет трудности.

— Он сделал каскад, — в голосе Романа чувствовалось уважение, — Может быть, ему действительно прыгать тройные? Но сначала обследовать ногу.

В этот момент на трибуны села Ева, а за ней и Саша. Они пришли посмотреть на прокат Тимура, но опоздали, так как покупали себе кофе. Весело смеясь и разговаривая, они присели, чтобы наблюдать за молодым человеком. Саша была полностью готова к завтрашнему дню и встречала каждого человека с улыбкой.

— Обследовать не успеем. Будет выступать на обезболивающих, потом обследуем. Я не понимаю, когда он успел получить травму так, чтобы мы не узнали?

Четверной флип.

Дальше должен был быть ойлер-тройной сальхов. Но вместо этого было падение с оглушительным хлопком, прямо на больную ногу. Улыбка сошла с лиц девочек. У Евы вообще заледенели руки. Она прекрасно помнила, какая нога у парня больная. Честно, она вообще думала, что он не встанет. Но нет, вскочил, как миленький. Только по его лицу давно текли слезы. Непозволительная слабость для взрослого спортсмена.

Он попытался выйти в хореографическую дорожку, но свалился на второй секунде. Просто рухнул на колени.

Все заплыло в боли. Он не мог встать, шатаясь на коленях. Через секунды четыре встал. Попытался продолжить, он не хотел показывать свою слабость. Слезы, боль, отрицание. Рык из губ.

— Что такое?.. — Саша шептала, с огромными глазами смотря на парня. На её эталона, который сейчас не мог сделать хореографическую дорожку.

Ева не ответила, качая головой. По телу плыли мурашки, но не приятные, а мурашки шока и страха.

Тимур уперся руками в поясницу. Еле собрал все эмоции воедино, чтобы подъехать к Роману и Денису Руслановичу.

— Бригаду врачей? — сразу же предложил Роман, смотря на хромающего парня.

Тимур покачал головой, вытирая слезы и раскатывая ноги, упираясь в бортик. На губе выступила кровь, руки побелели от того, с какой силой он сжимал бортик.

— Достаньте из моей сумки обезболивающее. В синей упаковке. И попросите, пожалуйста, начать музыку заново. Я еще раз откатаю.

Роман полез за таблетками. А Денис Русланович удивленно распахнул глаза. Он едва стоял, но говорил, что начнет сейчас заново. Стоял под глазами журналистов, собственной матери, которая даже подходить к нему не хотела, смотрела издалека. На его лице слезы, глаза красные, а волосы взъерошенные. Вся облегающая кофта пропиталась льдом и потом, а он только завязывает волосы в хвост и пьет таблетки, которые ему протянули, запивая