Где-то били в колокола, созывая народ. За высокими заборами простирался бескрайний лес. На распаханных полянах трудились люди, по пыльным дорогам катились телеги. Все было видно с высоты холма.

– Вон там, – махнул купец рукой. – Если солнце в зените до заката дойдете.

Василиса и купец направлялись вниз, куда уже стекался народ. Пестрая толпа о чем-то охала и вздыхала.

– Опять чудище по ночам ходит! Анисью задрал ночью! Побоялась, что не закрыла коровник! Корову не тронул! Бедная девка! Ой, натерпелась! – причитала какая-то женщина, кутаясь в цветастый платок.

– Доколе?!! – орал старик, снимая шапку и с размаху бросая ее на землю. – Сколько живу, никогда такого не было! Ну кикимора младенчика унесет, ну сожрет за печкой. Но чтоб такое! Да чтобы в Посаде! За что нам напасть такая? Кто повинен?

– А все потому, что не по совести живем! – причитала старуха. – Оттого и боги нам зверя послали. А коли бы жили мы по совести…

– Совесть у всех разная, мать! – произнес здоровый детина. Смотрел он тело, что добрые люди тканью накрыли. Слезы катились по его щекам.

Видно было, что девка Анисья ему по сердцу пришлась.

Вот и ревел, как бычок молодой.

Колокола оглушительно звонили, возвещая о новой жертве странного зверя.

– Нет, думала поуляжется, – перешептывались кумушки. – Тишина была! Извелся, думала! А тут опять!

– Да кто ж с ним сладит! Вон! Василису порвал! – кричал парень, бросая от досады шапку на землю. – А князь что? Что князь делает? Заперся в тереме своем, нас на на съедение оставил!

– Давно у вас так? – пристал филин к купцу, который шел рядом.

Василиса смотрела на кровь, пропитавшую ткань. И цепляла эта картина ее взгляд. Не могла она глаз отвести.

– С полгода, – буркнул купец, бросив искоса взгляд на Анисью.

Он был не стар, но и не молод. Седина уже успела посеребрить его голову, но старость еще не пришла. Он казался еще крепким мужиком. К такому хорошее хозяйство да достаток прилагаться должен.

– И главное вот что странно! Тишина, тишина, а потом опять! Потом снова тишина! – вздохнул купец, сворачивая к дому.

– Раз в месяц? – спросил филин, поглядывая подозрительным взглядом на людей. – Прямо девичья краска! Так, а что ж нам коня не дали? Или мы сами телегу потащим? Ой, не нравится, мне это! Что-то тут не так!

– Не сходим, не узнаем, – заметила василиса, глядя на солнце. – Путь не близкий.

Она проходила мимо люда, которые расходился по своим делам и судачившим про смерть Анисьи. Говорят, хорошая девка была.

Выпустили их без препятствий.

– Мы на княжеской службе! – объявил филин, зыркая на знакомых привратников.

Лес шелестел и не казался мрачным, но это было обманчивым. Стоило хоть чуть-чуть сойти с дороги и углубиться в неизведанные чащобы, как солнце тут же меркло. Тонкие грибные и ягодные тропинки переплетались, как бы говоря, что сюда еще ходят люди.

– Есть охота, – вздохнула василиса. Она осмотрелась и увидала целую поляну ягод. Одна ягодка была краше другой, сочные красивые, похожие на землянику.

Василиса рвала ягоды, засовывая их себе в рот. Пальцы слипались от сладкого сока, а она облизывала губы, срывая покрытые росой ягодки.

– Гляди, кто к нам идет! – усмехнулся филин. Василиса глянула на череп, глаза которого засветились ярким светом.

Василиса подняла голову, видя маленького неряшливого старичка с огромной головой. Вся одежа у него была в заплатах, латанная – перелатанная.

– Ой, кошель потерял! Не видала ли ты девица- красная, кошель мой? Покрутись, поищи! – жалобно произнес старичок. Только глаза были лукавыми, а прищур хитрым.

Глава 18. Боли-бошка

– Как там говориться? Когда я ем, я глух и нем! – усмехнулся филин, пока василиса облизывала губы, хватаясь за отставленный посох.

Старичок вился вокруг нее, то охал, то ахал, то за сердце хватался. Выглядел он так, словно нищий. Или отшельник какой-то.

– Да погодь! – буркнул филин. – Ешь быстрее. А то не отстанет!

– Ой, девица – красная! Не стоишь ли ты на кошеле моем! – послышался скрипучий старческий голосок. Был он жалобным и приветливым.

Василиса сжала посох покрепче. Знала она, кто это такой. Стоило только грибы заприметить или ягоды, так всюду он появляется.

– Подойди сюда, дедушка, – ласково заметил филин, сощурившись. – Я быстро твой кошель найду! У меня глаз, как у собаки. И нюх, как у орла.

– Не посмотришь ли ты девица – красная по сторонам. Может, кошель мой заприметишь. А то слаб я стал глазами, – причитал старичок, косясь на посох. Посох засветился, словно предупреждая.

– Так, извини, головокружительный мужик, но место на василисе уже занято. Я его застолбил! А петельку себе на шею накинуть можешь! А то знаю я тебя, вскочишь на спину, петельку накинешь, – гадким голосом филин. – Может, я накину и по лесу повожу, а? А что! Я могу! Так что проваливай отсюда Боли – Бошка! А то башка болеть будет у тебя. Я это быстро организую! А ты ешь быстрее!

– Ой, а кто тут голос подал! – взвинтился старичок, забыв про свой кошель. – Птах какой выискался! Говорливый!

– Смотри, с кем разговариваешь! – неожиданно страшным голосом произнес филин, а старичок округлил глаза и попятился.

Через мгновенье он исчез. Василиса испуганно посмотрела на филина, но тот тут же прокашлялся.

И вроде бы безобидным кажется, а на деле еще как обидеть может. Как расстелится поляна ягодная или грибная, как присядешь собирать, так он тут как тут вьется. Про кошель свой спрашивает. А как начнешь искать кошель, как примешься кругами бегать, так сразу вскочит он на тебя и душить начнет. До смерти редко душит, а вот потом голова болеть будет так, что до дома не дойдешь.

А как приляжешь в траве, так и другая сила нечистая наползет. И вот от них-то точно отбиться не получится.

– Боли – Бошка? – спросила василиса, облизывая губы. Она покосилась на филина, который пристроился, как ни в чем не бывало.

– Он самый, – усмехнулся филин. – Ты гляди, как получилось эффектно! Главное, почти скромно и без пафоса! Так, пойдем дальше! А то придется ночью возвращаться!

Тропинки кончились на грибной поляне, где валялось брошенное лукошко, полное прелых грибов.

– Свеженькое? – поинтересовался филин, заглядывая в лукошко, а потом глядя на нехоженую часть леса. – Трупа рядом нет? Ну и славненько! Пойдем!

Видать, закрутил кого-то, замучил, раз тот лукошко бросил.

Если на поляну еще падал солнечный свет, то дальше лес казался непроглядным