Шрифт:
Закладка:
– Пойдем, потанцуем! Брось посошок! – послышался женский голос на ухо. Одна из русалок была уже рядом. Ее темные волосы доставали почти до колен. Она тянула бледную руку василисе. – Ты же навья! Как и мы! Будем хороводы водить, песнями манить…
И она запела:
– Как сплетешь веночек, бросишь на лужочек, парень подберет, к озеру придет!
Голос ее был красивый, чистый, но было в нем что-то манящее. Словно сам он был пропитан какими-то чарами.
– Не красавицей была, по водичке поплыла… Плачет мамка над водой, что случилось здесь со мной? – пропела вторая.
Она стояла чуть поотдаль. Белая мокрая рубаха подчеркивала изгибы девичьего тела. Мокрые волосы облепили шею. Лицо бледное- бледное… Неживое.
– Никакая я вам не навья! И не ровня! Вы людей губите! – отрезала василиса, выставив вперед посох. – А я еще ни одного человека не сгубила!
– Зато наповал застрелила филина своей жаждой приключений! – вздохнул филин. – Погоди! Ты сказала слово «еще»? А что? В планах уже стоит?
– Пойдем с нами! – обступили ее русалки. Двигались они тихо, почти бесшумно.
Их бледные руки тянулись к василисе, словно в мольбе.
– Будешь с нами хороводы водить, венки плести, а как луна выйдет, так на поляне пляски устроим!
Василиса дернулась, а глаза черепа вспыхнули яркой вспышкой. Русалки испуганно отшатнулись прочь.
Пучок полыни, который василиса носила в котомке, она ткнула в лицо черноволосой русалке, которая со злым шипением тянула к ней свои руки. Тонкие бледные пальцы тянулись к Василисе, но та, брезгливо отшатнулась.
– Правильно, идешь к озеру – бери с собой полынь! В старину это называлось «репеллент». Отлично помогает от комаров и русалок! – проворчал филин, как вдруг повернул голову и крикнул:
– Сзади! Сзади!
Василиса обернулась, видя, как к ней с ивы спускается русалка. Они обступили ее со всех сторон, шарахаясь от пучка полыни.
– Полынь или петрушка? – усмехнулся филин, но голос его звучал встревоженно. – Смотри, плывет подкрепление!
И правда, в темноте было видно, как из воды вырастают темные силуэты с горящими глазами.
Они пели так, что в ушах начинало звенеть, а перед глазами все расплывалось. Русалки взялись за руки и водили хоровод вокруг василисы, которая не знала, как освободиться!
Страшная песня затуманивала разум, откуда-то с холодной ночной реки поднимался туман.
В этом тумане мелькали белые лица и рубахи, длинные мокрые волосы сосульками спадали на плечи, и облепляли лица с горящими глазами.
Страшный хоровод продолжал кружиться вокруг василисы.
– Уши закрой! – рявкнул филин.
– Что?! – задыхаясь, прокричала василиса, понимая, что чтобы закрыть уши нужно бросить посох на мокрую траву.
Зловещий лес покачивался в такт жуткой песни, а хоровод все сужался и сужался. Лица становились все ближе и ближе. А на них горели страшные глаза и сверкали кровожадные улыбки.
– Прочь! – прорычала василиса, ударяя посохом об землю. Яркий свет разорвал хоровод, и часть русалок с визгами и воплями бросилась обратно в воду.– Прочь от меня, нечисть!
Одна русалка попыталась схватить василису за косу, но тут же встретилась глазами с черепом. Он словно выжигал ее изнутри. Ее мгновенно высохшая рубаха превращалась в пепел, а бледное, чуть синеватое тело, в прах. Она визжала страшным голосом, призывая на помощь подруг. Но те попрятались в воде, и лишь смотрели, как умирает их подруга.
– Ты – не человек… – прошептала русалка, а по ее лицу ползла чернота. Красота русалочья, словно старая краска на солнце пошла трещинами.
– Ты – навья! Как и мы…
Ее синие губы тряслись, а ветер срывал рубаху, развеивая в чарующем тумане.
– Не видать тебе людской доли после смерти, – страшно шептала русалка, почерневшими руками хватаясь за дерево. Ее горящие глаза уставились прямо на василису. – Не сказала тебе ягиня… Значит, я скажу! Попадешь ты в Навь по Калиновому Мосточку через Смородину… А там буду ждать тебя я. И те, кого ты туда отправила… Только мы там хозяевами будем. Навь – наш мир… Там и сочтемся… Много нас будет… А ты одна! Вот там мы тебя и будем рвать – терзать! Вечно… И никто тебя не спасет. Рано или поздно смерть тебя найдет. Там и сочтемся…
Последние слова она выплюнула, а ее тело сползло вниз и рассыпалось в прах.
Туман полз обратно в озеро.
– Чего стоим! – клюнул филин василису. – Делаем ноги! Шевели коврижками! Они сейчас водяного позвать могут. А с ним тебе еще рано тягаться!
– Батюшка – водяной! Батюшка – водяной! – причитали русалки, обращаясь к озеру.
Василиса дернулась и бросилась бежать прочь от озера. Она бежала, задыхаясь, пока не выбежала на поляну тысячелистника.
– Это правда? – спросила она, задыхаясь и тяжко опираясь на посох.
– Что, правда? – спросил филин, слетая с плеча.
– Правда, что я попаду в Навь? – спросила василиса, едва переводя дух, обнимая дерево. – Мне не говорила ягиня об этом…
– Ну как бы да… – уклончиво заметил филин. – Слушай, что-то так есть захотелось! Слышишь мышку?
– Я ведь не человек? – спросила василиса, нахмурившись. – Она смотрела на свои руки. – И попаду в Навь… И их тоже я отправляю в Навь…
– Слышишь, мышка шуршит? – встрепенулся филин. – Так, мышка, оставь экзистенциальные темы и философию на потом. В этом лесу ночевать нельзя, а нам в Посад возвращаться. И желательно до заката!
– Так ты не ответил! – произнесла василиса.
И задумалась. Вспомнила она мост огромный, тени, которые мелькали вокруг. Кто же ее тогда с калинова моста стащил и обратно в явь вернул? У кого силы хватило?
Не слыхала она прежде о таких…
– Ничто та не бодрит, как мысль, что водяной от озера далеко не уходит! – усмехнулся филин. – Ну ничего. В ближайшее время умываемся со осторожностью. А то водяные – злопамятные.
Василиса была погружена в собственные мысли. Казалось, были вещи, о которых она не думала. То, что не человек она, она ведала.
– Надо бы нам с купцом поговорит! – усмехнулся филин.
Глава 20. Честное купеческое
Посад готовился к ночи. Готовился старательно, щепетильно. Исчезли дети с улиц, зазываемые в дом родителями. Захлопывались и запирались ставни. Людей на улицах становилось все меньше и меньше.
Закатное солнце лизнуло лучами торговые ряды, а народ засуетился. Женщины хватали детей за руки и тащили их в дома. Ставни запирались, двери закрывались. Один пьянчужка ломился в дом, требуя, чтобы его срочно
