Шрифт:
Закладка:
Да, я не виновата, но это моя головная боль, которую я ни за что не переложу на другого человека.
Опускаю глаза, когда мужчина напротив, немного разворачивается ко мне корпусом.
Мужские пальцы трогают подбородок и поднимают лицо вверх. Туда, где мои голубые глаза сталкиваются с его карими.
Пронзает так, что ощущаешь как по телу, по самым тонким венам расползается нечто приятное, нечто теплое.
Вдох…
Выдох растекается по губам облаком.
Прикосновение.
Робкое.
Еле ощутимое.
Мягкое…
Кто сделал этот шаг? Я или он?
Или же мы встретились посередине?
Не знаю. Не понимаю.
Смотрю на его закрытые веки. Дрожащие такие. На морщинку, расчерчивающую мужской лоб по диагонали и залом между бровей, широких… мужских.
Красивый.
Сталкиваемся глазами вновь и замираем. Молчим до тех пор, пока тишину, которая стала инициатором чего-то мало правильного, как, мне кажется, разрывает детский плач.
– Мой сын, – шепчу ему в губы, которые все еще рядом, а затем отодвигаюсь и встаю, чтобы уйти.
Губы горят и словно пульсируют, а щеки вообще пылают огнем.
Вхожу в комнату и поднимаю моего малыша на руки.
– Тише, мой сладкий. Тише, – улыбаюсь, видя, как он ищет, соприкоснувшись с моей рукой мягкой щечкой, соску.
– Долго спал и проголодался?
Выхожу обратно, за бутылочкой и понимаю, что мы одни.
Наверное, так даже лучше.
Чем может закончиться глупый порыв? Лишь истерикой моей.
Романы и мужчины не для меня. Во всяком случае не сейчас это точно. У меня есть план. Я не могу отвлекаться от него на другого мужчину, если это не мой сын.
Держу в руках прямоугольный листок бумаги, который оставил Олег на столе, уходя еще неделю назад. А еще на пиджак, который я перенесла в гостиную и положила в том же виде, каком он был на стуле.
Он написал свой номер телефона и попросил позвонить, в случае чего.
Не понимаю, что люди имеют ввиду в таких посланиях. Что должно произойти, чтобы я ему позвонила?
Повод искать я не стала и потому порой смотрела на клочок бумаги, хотя номер уже сохранила в телефон и убирала обратно в стол. Думая о том, что, быть может, люди имеют ввиду совсем иное? Чтобы ты позвонила, наоборот, без повода? Потому что ты сама так захотела, а не столкнувшие тебя в пропасть безнадеги обстоятельства.
Оставшись вновь без разумного ответа на свои вопросы, я в очередной раз убрала бумажку, улыбнувшись своему безумию.
За эту неделю я освоила программы, которые и правда оказались не так сложны. Процесс пошел гораздо быстрей, а еще за две полноценные недели мне выдали зарплату в десять тысяч рублей, и я сразу почувствовала себя уверенней. Какой бы смешной ни оказалась сумма, но она добавила стабильности. И я со спокойной душой пошла покупать сыну комбинезон, а себе шапку, потому что сентябрь почти закончился, и погода стала слишком прохладной и богатой на ветра.
– Ну что, пойдем за первым комбинезоном, сынуль? – в дверь постучали и я крикнув «входи» продолжила кутать Гордея.
– Готовы? – спросила вошедшая Герда.
– Почти. Сейчас положу припасы еды для сына и в путь.
– Жду, – пока ухожу за бутылочкой и запасной пустышкой с колпачком, она осматривается, потому что впервые у меня в гостях. – Слушай, а у тебя тут хорошо. Уютно.
– Согласна. Мне здесь очень нравится.
– А сколько платишь? Или во второй комнате кто-то живет? Хозяйка?
– Ну, я плачу коммуналку только.
– Это как?
– Да так, долгая история. Потом расскажу, – мне не очень хотелось вдаваться в подробности, потому что объяснять, значит говорить о себе слишком много.
В торговом центре справились на удивление быстро. Магазинчики посещали не очень дорогие, но выбор в них неплохой. Я умудрилась даже обувь себе взять новую. Так как на старую указала подруга и стало неловко. Я привыкла экономить и не выделяться. Правда на одежду сына экономить не стала и в этот раз. Тут я посчитала важным купить хорошую вещь, чтобы на всю зиму хватило. В итоге я взяла ему демисезонный комбинезон, который и на следующий год должно хватить.
– Спасибо, что со мной сходила, – возвращаясь поблагодарила девушку.
– Да брось, чем еще в субботу заниматься. А мелкий твой умница. Мой племянник вечно орет, когда куда-нибудь идешь с ним и сестрой.
Гордо смотрю на малыша, который нагулявшись крепко спал в коляске, чмокая соской.
– Счастливая ты, Сашка, – вдруг выдает она, на что я и смеяться, и плакать хочу.
– Смотря что ты имеешь в виду, подразумевая под тем самым счастьем, – улыбаюсь мыслям о сыне. – Если Гордей, то я самая счастливая и спорить не стану. Остальное. Даже не знаю. Все, как у всех, а может, и хуже в чем-то.
– Да ну. Хуже. Скажешь тоже. Вон, все получается у тебя.
– Я не хочу тебя переубеждать, потому что не хочу ныть на свою судьбу. Но поверь, Герда, судить о том, что видишь, это по воде рукой водить. Никто и никогда не признается тебе искренне, что жизнь – откровенное дерьмо. Ради слова только, если, а так чтобы услышали и поняли, что завидовать нечему… никто.
– Что-то мне от твоих слов аж тоскливо стало. И ты такая загадочная вся. Иногда хочется залезть в твою голову и покопошиться там.
– Не все можно рассказать. На некоторые вещи нужна смелость, а то и отвага.
– Я не настаиваю. Просто знай, – останавливаемся у подъезда, – если вдруг что, я рядом.
– Спасибо, – приобнимаю ее и отхожу.
– Слушай, – в последний момент словно решившись вдруг говорит, – может, ты на вечерок освободишься, а? Мы в Молли собираемся с девчонками, давай с нами?
Еще до начала ее слов, мне стало жутко. Потому что казалось знаю наперед, что она скажет дальше.
– В тот клуб? – еле произношу и ощущаю озноб, который острыми иглами пробивает кожу.
– Ага. Помнишь, Лерка там отмечала днюху?
– Помню, – сухо отвечаю и вцепляюсь в коляску так сильно, чтобы свело мышцы, но не помогает.
– Саш, ты чего? Все нормально? Ты побледнела.
– Плохо… Мне нехорошо, я пойду.
– Тебя может провести…
– Нет, – обрываю ее. – Нет, ступай. Я сама. В клуб не пойду. Мне некогда. Спасибо… что пригласила.
Больше не сказав ни слова быстро скрываюсь за дверями и тороплюсь в квартиру. Поднимаюсь на лифте и спешу домой.
