— Видишь ли, случилось так, что я влюбился.

— Что ж, я тебя поздравляю. Любовь прекрасное чувство, и каждый в этом мире достоин любви.

— Да, но, видишь ли, та, что зажгла во мне это чувство на двадцать лет младше меня.

— А какое это имеет значение для любви?

— Значит, я могу сочетаться с ней браком.

— Я сказал то, что я сказал, Бен-Ами. А не то, что ты домыслил.

— Тогда прошу тебя, избавь меня от испытаний. Я бы хотел построить своё семейное счастье как все нормальные люди.

— Бен-Ами, большего испытания, чем придумывает для себя сам человек, не в силах придумать никто. Даже я. Ай, хоть ты и дурак Бен-Ами, но я тебе так скажу. Иди и вдыхай любовь полной грудью, так, как если бы ты вдыхал ароматы цветов. Все Бен-Ами, не мешай мне. — Он махнул рукой и Бен-Ами проснулся.

Бен-Ами проснулся в таком расположении духа, в каком застаёт человека, огромное счастье. Пронизывая насквозь, как пронизывает солнце прозрачное стекло, щекоча человека по утрам.

Бен-Ами позавтракал, привёл себя в порядок, купил большой букет цветов, каким можно осыпать всю городскую площадь, и отправился к той, что так взволновала его кровь.

Подойдя к каменному дому, Бен-Ами почувствовал, как намокает его достойная лысина. Мелкая дрожь охватывает все его тело, ладони потеют, а ноги топчутся на месте, как будто их околдовали. Мысли, позорные мысли об отступлении закопошились в его голове. Они сковали его своим сомнением, и он как мальчик остановился под окнами её дома. — А что это вы тут стоите как рекламный щит? — Услышал он прекрасный голос той, чья тень для него была подобна солнцу. — И кому вы несёте эту прекрасную клумбу утыканную такими удивительными цветами. — Она рассмеялась над его головой, и смех её зазвенел как весенняя капель.

— Если вы позволите представиться, Бен-Ами. Человек, которого поразила ваша красота. — Начал Бен-Ами. — Уверен, что нет в мире цветка более, прекрасного, и благородного, чем вы. А этот скромный букет, я осмелюсь преподнести вам за вашу красоту. — Он выдохнул, волнение отступило, и Бен-Ами почувствовал прилив сил. Если вы будите столь, снисходительны, к несчастному влюблённому, и согласитесь с ним прогуляться по цветущим аллеям нашего парка. То сердце его воспарит как птица благодаря вашей милости. — Она снова рассмеялась, и Бен-Ами принял это как знак её расположения к нему. Вы меня спросите, почему он так подумал? А я вам отвечу так. Откуда я знаю, может быть потому, что влюблённые не способны рассуждать. Они непосредственны как дети, и охотнее верят в то, во, что бы им хотелось верить. Так, так или иначе, а Бен-Ами был счастлив и уже строил планы их совместной жизни. Тем временем красавица подумала, что до вечера ещё далеко, а делать ей все равно нечего. И почему бы ей не прогуляться вдоль набережной и не подышать цветущими каштанами. Как вы понимаете, красавица согласилась.

Утро было ясным, море синим, а Бен- Ами счастливым. Они шли по набережной, люди оглядывались на них, а Бен-Ами шёл рядом с прекраснейшей из женщин и чувствовал, как его ноги перестают касаться земли. Даже чайки глядели на них, забыв о кильке, что плавала под их крыльями.

Они сели на старом причале и стали смотреть туда, где море сливается с небом, и мир строгих понятий перестаёт существовать. И только мелкий мусор на поверхности лазурных волн качается у старых, ржавых труб.

— Скажите мне Бен-Ами, что есть жизнь? — Спросила она.

— Жизнь это любовь.

— А что есть любовь?

— Любовь это и есть жизнь.

— Как вы удивительно выражаете свои мысли. — Она в волнении взяла его за руку. Горячая, маленькая, хрупкая ручка, наполненная нежностью, закружила Бен-Ами.

Надо сказать, что счастье, наконец, то улыбнулось ему. Или, по крайней мере, так ему хотелось думать. А почему бы и нет? Каждый человек должен, во что то верить. Особенно когда жизнь, ваша как старая телега, так скрипит к исходу дня, своими несмазанными колёсами, что хочется чего-то такого, что освежит, и отсрочит, неумолимое наступление ночи. И если кантор с утра отправляется в синагогу, то Бен-Ами отправлялся петь осанну своей любви. Нет, надо вам сказать, не все было так гладко, как того бы хотелось. Она была очень резвой особой и не любила сидеть на месте. А Бен-Ами как раз таки любил тишину и покой. И порой ему приходилось туго. Сердце жгло изнутри, солнце пекло с наружи, а ноги путались так, будто совсем разучились ходить. Конечно, Бен-Ами лучше было бы встречаться вечером, когда солнце не так печёт, и можно просто посидеть, и послушать, как поют цикады. Но вечером, у прекраснейшей из женщин, были неотложные дела. И как только солнце начинало катиться к морю, она исчезала, оставляя Бен-Ами наедине со своими мечтами.

Надо вам немного рассказать о той самой особе, что так взволновала Бен-Ами. Она была немного красивой, немного умной и немного обаятельной. В прочем не будем перечислять все её достоинства. Остановимся лишь на том, что она имела в себе всё то, что может свести мужчину с ума. К тому же она была девушкой вполне современных взглядов. А что такое современные взгляды не мне вам объяснять. Это немного юности, помноженной на здоровый рационализм, рождающий в итоге точный расчёт. Что очень важно для тех, кто хочет устроить свою жизнь, так как это и полагается у нормальных людей. Она прекрасно понимала, что юность это не навсегда, и что пока она цветёт нужно успеть составить себе достойную партию. Чтобы не кусать потом локти, когда придёт время, и цветы весны уступят место зрелым плодам. И поэтому по вечерам она назначала свидания тем, кто по её мнению мог оправдать её надежды на будущее. А надежды у неё были большие. Поскольку сходить замуж, это вам не погулять по набережной, то и подхода требовало серьёзного.

Что касается Бен-Ами, то он для неё был той самой сотой долей романтизма, которая не входила, в её расчёты. Поскольку романтизм это как ветрянка, которым лучше переболеть в детстве. Что бы ни устраивать себе проблемы в том возрасте, в котором надо делать серьёзные дела. Бен-Ами был тем романом, который можно было, просто перелистывать по настроению, останавливаясь на тех страницах, которые привлекали её внимание. Что бы, в конце концов, ощутить свою причастность ко всему возвышенному, что так прекрасно в своей идеальной форме, и так не практично в обычной жизни.