— Смотри, вон звезда упала — И Люба показала рукой туда, где она исчезла, пролетая по небосклону. Хоть бы сбылось, хоть бы сбылось. Люба сжала пальцы крестом и закрыла глаза.

— Что сбылось?

— Я загадала, что бы мы с тобой как две маленькие звезды никогда бы не расстались. Ой, дура, зачем я тебе сказала, теперь не сбудется.

— Сбудется, обязательно сбудется. Я тебе обещаю. — И он обнял её.

— А ты не уедешь?

— Нет.

— Правда?

— Правда. Что с тобой? Ты вся дрожишь.

— Так тревожно мне. Знаешь, мне сон снился, будто стою я, а передо мной река счастья течёт. Я подхожу к ней набираю полные пригоршни счастья, а оно утекает сквозь пальцы. Я смотрю, а ладони пусты. А потом, что то вспыхнуло ярко, ярко и погасло и ничего, пустота.

Не волнуйся, все будет хорошо. Думаю я уже приехал куда надо.

— А куда ты ехал?

— Никуда, просто ехал, куда вела дорога.

— И она привела тебя ко мне. И теперь мы никогда не расстанемся.

— Никогда.

— А тебе нравилось ехать.

— Нравилось.

— А что в этом хорошего? Все время в пути. Ни дома тебе, ни постели трудно?

— Домом мне была степь. Постелью трава, а укрывался я звёздным небом. Правда, иногда сидя у костра мне было одиноко. Тогда я садился на байк, и тьма расступалась передо мной. Ветер ласкал моё лицо, и я летел по степи как свободная птица окружённый звёздами и запахом степных трав. Рассвет я встречал где ни-будь, далеко от того места, где меня одолела тоска.

— Красиво. А потом, на новом месте ты тоже чувствовал себя одиноким.

— Бывало.

— И ты снова садился на байк, и ехал дальше?

— Да.

— Грустная картина у тебя получается.

— Возможно, но эта была моя жизнь, и другой у меня не было.

— А теперь?

— Теперь я встретил тебя.

— И теперь тебя никогда не одолеет тоска. Я ей не позволю.

— А поехали к реке, там сейчас хорошо.

Они сели на байк. Он взревел, и, разрывая светом тьму, помчался к реке. Степь неслась на, встречу, мелькали столбы, и только небо, звёздное небо оставалось недвижным.

Лешка допил сивуху, сел в трактор. Трактор затарахтел, качнулся и покатил в станицу.

Она прижималась к нему, врастая в него, сливаясь с ним, как сливаются две реки в одну. А он чувствовал, как бьётся её сердце. Нежное и хрупкое, он словно держал его в руках, а оно билось, согревая его ладони. Байк слегка наклонился, входя в поворот. Яркий свет ударил по глазам. Подпрыгивая на кочках как футбольный мяч, трактор выкатился на встречную полосу.

Два небольших обелиска бок о бок стоят у дороги, окружённые полевыми цветами.

Наказание

В комнате было темно. Изредка шуршало свежее постельное белье. Она спала. Закинув голову, слегка приоткрыв рот. Он лежал и глубоко мысленно смотрел в потолок. Мерно тикали часы. Показывая второй час. Тишина одиноко, тянулась по комнате, не давая ему уснуть. Он смотрит на жену, Светлая мысль проскальзывает у него по лицу. И вырывается наружу.

— Маша… Маш.

— Чего тебе?

— Я люблю тебя.

— Ты мой котик. И я тебя люблю. Спи.

— Не, могу.

— Почему?

— Я очень люблю тебя.

— Ты мой хороший, иди ко мне. Давай закрывай глазки. Спи.

— А вдруг я проснусь, а тебя не будет?

— Да куда ж я денусь? Дурачок ты мой. Спи не бойся.

Некоторое время он лежит спокойно и даже пытается уснуть. Но сон нейдёт. Он поворачивается к жене.

— Маш.

— Что, солнышко?

— А если я разлюблю тебя.

— Да, что ж такое. Что ж ты мне покоя то не даёшь?

— Прости Маш, я больше не буду.

— Вот и хорошо вот и засыпай, мой ты, хороший.

Он отворачивается и честно закрывает глаза. Часы тикают так, что, кажется, если они сейчас остановятся, он умрёт.

— Маш.

— Да…

— Знаешь, я тебя так люблю, что, кажется, сейчас же умру.

— Господи ж ты мой. Да за что ж мне такое наказание. Что ж ты меня мучаешь. Мне вставать в шесть утра. Да спи ты уже давай

Некоторое время стоит тишина. Потом раздаётся виноватый голос мужа.

— Маша.

— Чего ещё?

— Прости, что я тебя разбудил.

— Да простила уже все. Хватит.

— Не буду больше.

— Вот и умница.

Опять тишина. Он успокаивается и снова смотрит в потолок. Сквозняк колышет занавеску. Она качается, не давая ему сосредоточиться.

— Маша.

— Твою мать. Да заткнёшься ты сегодня или нет?

— А что ты сразу злишься?

— Ё-п-р-с-т. Он ещё спрашивает. Да ты мне полчаса покоя не даёшь. Я весь день завтра как мумия буду ходить, С большими кругами под глазами. Сослуживцы будут острить на тему, почему я всю ночь не спала? Им и не в домёк, что мой милый всю ночь трындел мне на ухо о своей любви.

— А что разве плохо, что я тебя люблю?

— Нет, конечно, не плохо, только лучше бы ты делал это молча.

Она отвернулась. Он посмотрел на изгибы её тела, скользящие сверху вниз и округляющиеся в области бёдер и прошептал.

— Маш?

— А…

— А ты хочешь?

— Что…

— Ночь любви.

— Господи… Ты, что хочешь?

— Ну, да.

— Твою, налево. Ну, что с тобой делать? — Она повернулась к нему. — Давай уже, только быстро.

— Маш. А как ты хочешь.

— Да, как ни-будь, уже, давай. Наказание ты моё.

Через десять минут, он спал сном, счастливого младенца. Она заснула в пятом часу.

«А шарик вернулся, и он голубой»

Девочка шести лет, примиряет, мамино платье. Обувает туфли на каблуках.

Красит лицо, обильно размазывая губную помаду по губам.

Смотрится в зеркало, и взрослой походкой идёт по комнате.

Девочка семнадцати лет, пьёт вино, курит сигареты, разговаривает на взрослые темы. Громко смеётся, и демонстративно грустит.

Она знает жизнь вдоль и поперёк, и сожалеет о своём рождении.

Девочка двадцати пяти лет, это пантера, ощутившая охоту на вкус.

Она идёт по следу, и мир, не уйдёт от её когтей.

Девочка сорока пяти, это пассажир, опоздавший на все рейсы разом.

Цветок содрогающийся, от приближения осени.

Медведица, инстинктивно, пытающаяся нагулять, недостающий жирок, перед надвигающейся зимой.

Женщина за семьдесят, это накрашенная, шестилетняя девочка, одетая как пожилая дама.

Бен-Ами

Жизнь как колесо, — говорил Бен-Ами — И есть те, которые едут на нем, и те, которые его крутят. Кому из них лучше? И это вопрос. Тем, кто