— Идите отсюда.

— Всё ухожу, а это я вам тут поставлю для дезинфекции, а то, как то не по-людски.

— Я вам поставлю, забирайте и идите отсюда.

Потом вошла баба в цветастом платке и с большой корзиной в руках.

— Доброго, вам здоровьишка.

— Здравствуйте. На что жалуетесь?

— Ой, горе у меня…

— Что случилось?

— Милая моя, ненаглядная, захворала.

— Где она?

— Да где же ей быть дома конечно.

— Она, что сама не может ходить?

— Да бог с вами — И она перекрестилась — Ходит, слава богу.

— Так что ж вы её не привели.

— А что надо было?

— Нет, я так не могу с вами. Ну, если заболела надо вести я же её осмотреть должен.

— Так это я могу, я сейчас.

— Давайте ведите уже её.

— Я сейчас, я тут рядом. А это я вам тут поставлю — И она поставила корзину.

— Что это?

— Яички свежие, сало, картошечка…

— Зачем?

— Ну, так это, за труд.

— Так забирайте свою корзину и ведите больную.

— Ага, я сейчас — Дверь скрипнула и она исчезла. Корзина осталась стоять на полу.

Вошёл мужик, большой, красный как рак. Комната наполнилась свежим перегаром. Он сел, стул скрипнул под ним. Кепка легла на колено.

— Доктор, давайте мне больничный с сохранением заработной платы.

— Что с вами?

— Заболел.

— Чем вы больны?

— У меня профессиональное выгорание.

— Что у вас?

— Выгорание на почве моей профессии.

— А кем вы работаете?

— В строй бригаде я на все руки мастер. Где подштукатурить, где забор поправить, а сегодня на ферме будем бетон заливать, а у меня на него аллергия.

— И давно у вас на бетон аллергия?

— Да вот со вчерашнего дня. Баньку куму подправил, опробовали мы её…

— И как банька?

— Отменная банька. Кажду косточку пробирает.

— А с аллергией что?

— Так вот я и говорю. Вчера значит, мы её так это хорошо опробовали, что сегодня встал, чувствую аллергия у меня во всём теле…

— На бетон?

— На бетон.

— А перегаром от вас, почему несёт

— Ну, так это я утром, когда понял, что аллергия, я первым делом лечится. Она же понимаете у нас здесь от всех болезней.

— Особенно от аллергии?

— От аллергии первое средство.

— Хорошо, как вас звать?

— Семён.

— Имя, отчество?

— Семён Семёнович Лопатин.

— Сейчас я вам выпишу больничный. Подождите на улице.

Он вышел, а я взял лист бумаги и написал. «Бригадиру строй бригады. Работник Семён Семёнович Лопатин, абсолютно пьян, то есть, в самую зю-зю. Допуск к работе на ваше усмотрение. Доктор Ершов»

Дверь открылась, и в комнату вошёл большой рыжий петух — В след за ним заглянула женщина — Господи, худой то какой?

— Это, ваш? — Я показал на петуха.

— Не-а, ваш. Вы, это, в супчик его. Очень хороший будет. А то совсем вы худой. Вам кушать лучше надо. А то мы так без доктора останемся, а нам без вас никак нельзя.

Дверь закрылась и она исчезла. Во дворе замычала корова. Я вышел.

— Куда вы её?

— Так ведь вы сами сказали привести больную сюда.

— А что ж вы не сказали, что это корова?

— А какая разница?

— Что значит, какая разница? Ведите её к ветеринару.

— А у нас нет ветеринара. Посмотрите, а? Одна она у нас, кормилица.

— Ладно, сейчас.

— Недоглядела я, дура. Кукурузу оставила во дворе. А она и наелась.

— Масло растительное давайте.

— А оно у вас там в корзинке. Несите, закупорка у неё. Хорошо, что не в нижней части. А то бы без ветеринара не обойтись. — Я освободил пищевод любительнице кукурузы. Всё. Забирайте вашу бурёнку.

— Дай вам бог здоровья. А то нам тут без коровы ну никак нельзя. Я вам вечером молочка принесу свежего.

— Не надо, и корзину заберите.

— Ага, заберу.

Она взяла корову и ушла. Я вошёл в амбулаторию. На столе сидел петух, на полу стояла корзина. А в коридоре литр первача. Что ж начало положено.

Жизнь сельского врача, оказалась не такой романтичной, как мне представлялась. Ездить приходилось в любую погоду и время суток. Рабочий день мой растянулся до двадцати четырёх часов в сутки. Кругом была грязь и болезни. Процветал алкоголизм. Отравления некачественным алкоголем были самыми частыми обращениями ко мне. Я стал уставать, появилась апатия. Я всё чаще вспоминал спокойную работу в поликлинике. Когда отработав смену, я шёл в кино или в бар. Теперь же я мечтал только о том, что бы ночью меня не подняли и не потащили к чёрту на кулички. Жена написала мне, что встретила другого и остаётся работать в городе. Я стал выпивать. Стали появляться мысли бросить всё и вернуться в город. Единственным развлечением моим это были посиделки у Бубенцовых. Когда выпадало свободное время, я шёл к ним, и мы душевно проводили время. Говорили об искусстве, философии, Алла пела нам под гитару. У неё чудный голос, и я слушал её со слезами на глазах.

Потом я возвращался домой. Отпускал Наташу, медсестру, я просил её за небольшую плату протапливать дом к моему возвращению. Женщина она была молчаливая и послушная. Понимала меня с первого взгляда. Работу свою делала безукоризненно. Я был доволен её работой и никогда не думал о ней как о женщине. Я отпускал её и ложился спать.

А в тот вечер, вернувшись от Бубенцовых, я был словно во сне. Я не знаю, что это было. Толи усталость, толи спиртное на меня так подействовало. Может быть, отсутствие женщины в последние четыре месяца сказалось на мне. Но вернувшись в тот вечер, домой, я стал смотреть на Наташу по-другому. Я впервые заметил её широкие бёдра и довольно большую округлую грудь. Она поняла меня, поняла, по-моему, взгляду. Я подошёл к ней и обнял её. В голову ударил запах. Дурманящий запах женщины. Который я успел забыть за четыре месяца тяжёлого труда.

Наташа ушла рано утром. Я же встал, привёл себя в порядок, и отправился в амбулаторию. Сказать, что бы я сожалел, о случившимся нет. Я об это даже не думал. Но с того вечера, жизнь моя стала похожа на дурной сон. Я полностью потерял интерес к окружающему. Работа стала тяготить меня. Больные раздражали. Я стал нетерпимым. Мог сорваться из-за пустяка. Наташу я сделал своей любовницей и злился за это на неё. Она молча выносила мои оскорбления, и брала на себя большую часть работы нашей амбулатории. И вы знаете, если впоследствии, когда либо,