Шрифт:
Закладка:
Она рассматривала изысканные безделицы и думала, кому нужны эти кольца-держатели тканевых салфеток, тарелки для черной икры или странные длинные ложки в бархатных футлярах.
Чашку, чашку, надо выбрать чашку…
Полосатые узоры ей не нравились, бело-голубые тоже. Саша обратила внимание на врезанный в стену деревянный шкаф. На желтом и розовом фоне пестрели цветы. Саше приглянулась розовая чашка с синими розами. Она подошла ближе. 100 евро. Поставила обратно.
– Это подарок, возьми ту, что понравилась, – услышала она голос Паолы за спиной.
Раиса Марковна забубнила: «Такой роскошный образ жизни не для тебя, и не мечтай». Саша аккуратно, крепко впившись в чашку – еще не хватало разгрохать! – отнесла свой подарок на кассу.
После магазина они зашли в старинное здание с надписью «Fratelli Klainguti 1828». Зеркала, хрустальная люстра, элегантно одетые официанты, на кассе – сгорбленный седой старичок. Они подошли к продолговатой стеклянной витрине, служившей одновременно барной стойкой.
– Сюда приходил сам Верди, есть даже круассан в его честь – Falstaff, с ореховым кремом. Но самое мое любимое – это картошка, – произнесла Паола.
– Картошка? – удивилась Саша.
– Пирожное-картошка. Здесь оно называется patatina: похоже на вашу «картошку», только наша – белая.
Паола указала на круглые белесые пирожные. Там же, в стеклянной витрине, возлежали трубочки с кремом, эклеры, покрытые нежно-розовой глазурью, кексы, шоколадные пирожные и ряды соблазнительных тортов.
Саша наблюдала, как мужчина в белоснежной рубашке готовит для элегантной синьоры пирожные навынос. Он взял золотистый картонный лоток, постелил на дно тонкую полупрозрачную бумагу с надписью «приятного аппетита!», выложил пирожные в два ряда, затем взял картонную полоску, согнул ее и вставил так, чтобы она соединяла два длинных края поддона. После этого он обернул всю конструкцию бумагой с золотым тиснением, а сверху перевязал такой же золотой ленточкой.
Делал он это очень медленно, с таким достоинством, будто готовил десерт для экипажа, который вот-вот полетит на Марс, и от качества этих пирожных зависит успех их космической экспедиции.
– А зачем так сложно, всё равно она эту всю бумагу выкинет, когда пирожные домой принесет? – тихо спросила Саша.
Паола вскинула кверху свои тонкие брови и покачала головой.
– Затем, что это красиво, – сказала она таким серьезным тоном, будто и она тоже является частью той самой космической экспедиции.
Паола попросила принести им две «картошки» и кофе.
– Давай сядем снаружи.
Стоял чудесный день, один из тех, что трудно было назвать осенью, до того ласково пригревало солнышко. Строгий официант в белом принес кофе и пирожные. Паола нежно взяла Сашу за руку:
– Помни, ешь не спеша. Откуси маленький кусочек, почувствуй его во рту, проглоти и ощути, как эта еда отзывается в твоем теле.
Каждый раз, когда Паола говорила «почувствуй свое тело», Саша напрягалась. Она не имела привычки так сильно рефлексировать по поводу ощущений в своем теле. Она просто ела, просто шла, просто делала, работала. Эта новая для нее фраза, которую Паола произносила так часто, сильно Сашу озадачивала.
– Паола, мне это сложно. Я не знаю, как это, слушать тело.
Паола выпрямила спину.
– Помнишь, ты ела фокаччу? Помнишь свои ощущения?
– Ммм, ну да. Вкус напомнил мне сырники бабушки, и мне стало… – Саша старалась подобрать подходящее слово, – уютно, вот.
– Хорошо, и что ты чувствовала в теле?
Саша задумалась.
– Мне было тепло, везде, особенно на уровне сердца, потому что я вспомнила о бабушке…
Паола довольно кивнула.
– А ощущения во время прогулки в Нерви?
– Я чувствовала легкость, мне хотелось лететь.
Паола отделила ложечкой кусочек «картошки».
– Вот видишь, как только ты переводишь свое внимание на внутреннее, а не внешнее, то есть на себя, ты начинаешь замечать что-то, чего не замечала раньше. Тот, кто умеет управлять вниманием, умеет управлять миром. Я бы сказала еще вот как: где внимание, там – энергия.
Саша отковырнула пирожное, закрыла глаза и отправила кусочек в рот. Сначала она почувствовала томный сладкий вкус, вот промелькнула нотка ванили, вот что-то похожее на белый шоколад, а вот что-то резкое, что же это, скорее всего, алкоголь. Может, ликер. От этого вкуса по телу разлилось тепло, но оно было другим, не таким, как от фокаччи, а каким-то обволакивающим и убаюкивающим. Хотелось развалиться в кресле и лениться на солнышке.
– Знаешь, что еще помогает понимать язык тела, твоего и других – жесты, – посмотри на эту пару, – прошептала Паола, показывая взглядом за самый дальний столик.
Там сидела кудрявая синьора в широком бежевом пальто, у ее ног лежала упитанная черная собака. Напротив женщины сидел мужчина в светлом костюме и курил сигару.
Синьора делала следующее:
складывала все пальцы вместе;
потом раскрывала их и подносила ко лбу;
стучала по лбу ладонью;
опять складывала пальцы вместе;
снова расправляла их;
подносила их к горлу и двигала рукой взад-вперед.
Вся эта жестикуляция была похожа на пантомиму, пространство служило подмостками, а посетители – зрителями. Спутник женщины сидел спокойно, скрестив руки на груди, но время от времени качал головой, вытягивал руку вперед и двигал кистью вверх-вниз, изображая рыбу. На этом жесте синьора тоже помахала кистью.
– Как ты думаешь, о чем они говорят? – спросила Паола.
– Понятия не имею.
– В твоем институте иностранных языков не обучали языку жестов? – Паола улыбнулась.
Саша виновато покачала головой.
– Очень плохо, в Италии язык жестов – самый важный.
Паола покосилась на соседа рядом и тихо спросила:
– А что означает вот этот жест, ты понимаешь?
Солидный мужчина с бакенбардами, в белой рубашке и белых туфлях пожал плечами, расправил руки в стороны, скривил при этом смешную мину, оттопырив нижнюю губу. При этом Саша услышала странное «бо».
– Ммм, наверное, это означает «не знаю».
– Угадала.
– А что означал тот жест-рыба? – Саша попыталась повторить.
– Это вроде, как бы это сказать, – Паола задумалась, – иди своей дорогой, вот, – сказала она и рассмеялась, обрадовавшись найденному синониму более грубого выражения. – Итальянцы выражают эмоции через мимику и жесты, даже негативные эмоции, они как будто сбрасывают их с помощью жестов. Итальянцы – настоящие гедонисты. Они хорошо понимают свои чувства. Они знают, что их злит, что расстраивает и, наоборот, – что их наполняет.
Они вышли из кондитерской и миновали центральный кинотеатр. Внимание Саши привлек плакат со знакомой картиной Модильяни. Она приблизилась к афише. Перед ней висела афиша с названием фильма, который придумала она. Фильм о любви Модильяни и Ахматовой. В голове застучали молоточки. В области лба
