порога, был Машраб, да вдруг исчез,

Молнией сверкнув шальною, — или верь, или не верь!

* * *

Неси, ветер, вихрем заветное слово —

Молитву о той, что ко мне так сурова, —

О ней — звездоокой, о ней — тонкостанной,

О ней — змеекудрой, о ней — чернобровой,

О трепетной станом, о склонной к обманам —

О той, что неверной всегда быть готова.

Она, словно пери, сокрылась от взора,

И доля моя и тяжка и бедова.

У ней, власть имущей, как шах всемогущий,

Нет мне, бедняку, ни защиты, ни крова.

Единым обетом клялись мы об этом —

Отдать божью гневу рушителя слова.

Истерзан я мукой, измучен разлукой, —

О, если бы тело вновь стало здорово!

Рыдаю, стенаю, покоя не зная, —

Летят к небесам стоны тщетного зова.

К тебе я, друг милый, взываю: «Помилуй!» —

Не стою я, право же, гнева такого!

Пусть беды и муки мне крыльями станут,

И сердце, как сокол, парить будет снова.

Соперники злые мне путь заступили, —

Пошел я стезей, что от века тернова.

О, как неверна ты, о, сколь ты жестока, —

Тебе меня, верного, мучить не ново!

Измучен сторицей, я стал бледнолицый, —

Мой пыл отдан той, что, как роза, пунцова.

Увидеть красу бы твою, дорогая, —

Я жертвой паду пред тобой с полуслова!

Сгорел от любви я к тебе, чаровница, —

Хоть раз снизойди до меня ты — дурного.

От страсти к тебе вся душа моя в ранах, —

Зачем же стыдить, что я сник бестолково!

Я ночью и днем на пути твоем плачу, —

«О, будь милосерд!» — я молю всеблагого.

Но бедный, несчастный, бездомный, безгласный,

Готов я все вытерпеть снова и снова.

И как не стенать от мучений Машрабу,

Когда грозноокая сердцем сурова!

* * *

Все мое сердце я отдал неверной, —

Сердцем сгораю от муки безмерной.

О, пожалей же меня, чаровница, —

Тяжко влачу я мой груз беспримерный.

Ждал я блаженства, а ты меня мучишь, —

Жалуюсь богу я, раб его верный.

Как же мне быть, я повержен любовью, —

Сердцем смирился я с долею скверной.

Ранен ресниц я твоих остриями,

Речью твоею сражен лицемерной.

Ты не щадила страдальца Машраба, —

Умер он, бедный, в тоске непомерной.

* * *

О, яви же красу свою жадно глядящим,

Мотыльками трепещущим в жаре палящем!

На молитву мою от тебя жду ответа,

Жизнь моя — это дар всем, любовью горящим.

Твердосердная, нет в твоем сердце участья, —

На бездольных взгляни взором, милость дарящим!

Вспомяни о Машрабе, тебе жизнь отдавшем,

На пороге твоем безутешно скорбящем.

* * *

Я красавицу встретил, и с улыбкой лукавой

Мне дала она хмеля — опоила отравой.

Взор ее — что разлука, рдеют губы от хмеля, —

Суждена мне до смерти чаша муки кровавой.

Ей всю жизнь посвятил я, лишь о ней и мечтая, —

Все твердят мне: «Безумец!» — вот с какою я славой!

Все на свете забыл я, страстно предан ей сердцем, —

Все иное мне чуждо, — что со мной, боже правый!

День и ночь о любимой вспоминая, рыдаю, —

Мотыльком я сгораю, мучим мукой неправой.

В сердце скорбь безысходна, нет ни друга, ни брата, —

Зло соперники травят меня всей оравой.

О Машраб, ты безумен, нет к былому возврата,

Падай жертвой, бесстрашен перед смертной расправой.

* * *

Другу верному скажи, что за мука сердце гложет, —

Все поведай безо лжи: горю горечь слез поможет.

Как печальный соловей, плачу я в саду заветном,

Плачу о беде своей — той, что душу мне тревожит.

Клятвой, как Шансур, влеком, пью я чашу испытаний, —

Перед висельным столбом я стою, и век мой прожит.

Но глоток того вина муж хотя бы раз вкусивший

Правду в Судный день сполна в свой ответ пред богом вложит.

Горестный Машраб, крепись: тайн своих ханже не выдай, —

С одержимым поделись — все понять собрат твой сможет.

* * *

О рок, я волею твоей с моей прекрасной разлучен,

Я с цветником, как соловей, хмельной и страстный, разлучен.

Как быть мне? Я вконец тобой истерзан, гибну от разлук:

Твой раб, и с жизнью и с душой я, разнесчастный, разлучен.

Ярмо неисчислимых бед, как венчик горлицы, на мне, —

Я с той, которой краше нет, судьбою властной разлучен.

И тяжкий стон моих скорбей не ставьте мне в укор, друзья, —

Я с ненаглядною моей и сладкогласной разлучен.

И если ты, покинув дом, бредешь, Машраб, из дола в дол, —

Ну что ж, ведь ты с родным гнездом, как сыч злосчастный, разлучен!

* * *

Когда с той пери озорной мы цедим хмель густой,

Пьянит нас влагою хмельной отцеженный настой.

И сердце — в небыли пустой, хмельно от влаги той, —