Шрифт:
Закладка:
Книги мне принесли. Вот только в ценах на зерно, молоко и мясо я ориентировалась, примерно как трёхлетний ребёнок. Повздыхав над замусоленными страницами, взяла бумагу и перо и написала Лукерье Захаровне, чтобы выезжала в имение. Моя экономка наведёт тут порядок. В этом не сомневалась.
На следующее утро отправила Машу, помощницу Вари, в деревню за Никитой. Хотелось уже самой глянуть на этого «хозяйственника». Через минут двадцать, постучав, в дверь кабинета боком протиснулся дюжий мужичина. Под два метра ростом, в плечах косая сажень, рука, что мои обе ноги. На голове буйные кудри, такая же густая борода. Только глаза говорили о том, что богатырь по характеру добрый и не лишён интеллекта.
– Звали, Ваше Сиятельство? – Раздался густой бас Никиты. Таким в лесу медведей пугать.
Я перед ним выглядела пигалицей-недокормышем.
– Проходи. Расскажи, будь добр, как за хозяйством смотрел. Пашни оберегал и животину.
Никита замялся, а я увидела, что не хочет он очернять Захара в моих глазах, даже справедливо. Мужик нравился мне всё больше.
– Вот что, опустим проделки управляющего. Про то сама всё знаю. Ты только по существу говори, что делал, как следил.
Здесь я по-настоящему поняла, как замечательно быть менталистом. Во дворце, где каждый второй маг, чужие мысли не прочитаешь, а тут же, все как на ладони.
Мужик обрадовался, что стучать его не заставляю, и охотно поведал обо всём. Крестьянская хватка и рачительность были у него выше всяких похвал. Он помнил, сколько мер зерна собрали с того или иного поля в последние года, какая корова, когда отелилась, сколько приносят молока, какое количество сдали мяснику.
– Вот что, Никита. Ты грамотный?
– Нет, Ваше Сиятельство, – он переминался с ноги на ногу, сминая в руках засаленный картуз.
– Как же счёт ведёшь?
– Дык оно всё здесь, – постучал Никита по лбу и хитро улыбнулся.
– Поступим так. Я жду из столицы свою экономку. Походишь пока под её началом. Не хмурься, – одёрнула насупившегося мужика, – всё будет как прежде. Сам станешь и дальше за всем следить. Назначаю тебя своим управляющим. А Лукерья Захаровна тебя грамоте обучит и подскажет, как книги хозяйственные вести.
Никита довольно заулыбался:
– Это мы завсегда, барыня. Ой. Ваше Сиятельство. И счёт буду вести, как скажете, и за хозяйством следить.
– Сегодня же и приступай. Займись, друг ситный, моим подворьем. Глянь, какую птицу надо: кур, гусей. Не за каждым же яйцом в деревню бегать. Конюшнями занимается Василий, в его епархию не лезь. Остальное на тебе. Узнай у тёти Глаши, что ей по кухне ещё пригодится. Может, бочонки какие. Я здесь надолго. Соленья, варенья на зиму наготовить надо. Справишься?
– А то ж, – выпятил и без того обширную грудь Никита, – жаловаться вам не придётся.
И также бочком протиснулся в двери. Да-а-а, родит же земля таких вот былинных богатырей.
Лукерья Захаровна не подвела. Приехала спозаранку, не прошло и недели, сразу же взявшись за дела. Захара довела до икоты, пока проверяла все записи и считала траты с доходами за последние несколько лет.
Ей я и поручила Никиту, – женщина похмурилась, но потом всё же оттаяла, видя старания своего ученика-переростка.
А моя душа требовала деятельности. Сердце всё ещё болело. Разлука острой занозой постоянно напоминала о себе. Ночами мне снился Павел. И до сих пор губы чувствовали вкус его поцелуев.
В доме все теперь работали, как швейцарские часы, просто безупречно. Займёмся же деревней. Посмотрим, что мой двадцать первый век может предложить веку восемнадцатому.
Глава 2
Взяв в спутники Никиту, я ходила в деревню, хотелось получше узнать быт своих крепостных.
– Варенька, – этим утром решила осмотреть пашни, – неси мне штаны и рубаху.
– Госпожа, да где же это видано, чтобы барыня в портках ходила. Как мужик.
– Ты мне это говоришь каждый день, – рассмеялась я, – хватить спорить. Как, по-твоему, должна бродить по полям в платье с фижмами?
– И всё равно, – не сдавалась Варя, – надели бы крестьянское платье.
– Чем оно лучше? Всё одно, придётся юбку до пупа задирать. А так в штанах удобно.
Натянула одежду, обулась в высокие сапоги. Деревенские поначалу шептались за спиной, видя мой наряд, но потом попривыкли.
Никита дожидался меня во дворе:
– Куда сегодня прикажете, госпожа?
– А пойдём пашни глянем. Надоело по деревне бродить.
Ничего особенного в селении я не нашла. Обычный крестьянский быт, где моя помощь и не требовалась.
Мы прошли через посёлок и вышли к просторным полям, за которыми начинался густой ельник.
А на пашнях, ещё зелёная, невызревшая, колосилась рожь. Ветерок легонько поглаживал стебли, и поле напоминало волнующееся море, переливаясь всеми оттенками зелёного.
– Где вы держите плуги?
– Знамо где, – махнул куда-то в сторону Никита, – в амбаре.
– Пошли, хочу посмотреть.
Мужчина вздохнул и послушно потопал к деревне, откуда мы недавно вышли. Могу биться об заклад, он считает меня ведьмой, потому и слушает. Так бы уже давно дурную барыню послал, хоть ты ему трижды госпожа. Я замечала, каким взглядом Никита провожал меня, когда рыскала по деревне, вникая во все мелочи. Он-то считал, что барыне место на веранде: чаёк попивать, да лясы точить целыми днями. Самое господское дело. Ага. Не тут-то было.
Мы дошли до окраины селения и приблизились к большому сараю. Мой помощник отворил двери:
– Тут всё, госпожа, – пробасил он.
Прошла внутрь. Так я и думала. Пахали здесь по старинке, плугом с одним лемехом (прим. автора – острый наконечник плуга). Работа это невероятно тяжёлая. Тащить за лошадью соху, регулируя глубину борозды своими силами.
– Зови кузнеца. Будем новый плуг делать.
Никита уставился на меня так, словно на моей голове выросли рога.
– Господь с вами, госпожа. Разве это дело для барыни. Так ещё деды наши пахали. Нам почто менять?
– Зови, зови. Там посмотрим.
Мой новый управляющий вздохнул так, что заволновалась листва на деревьях. Однако спорить не стал и побрёл к дому кузнеца, что стоял чуть на отшибе, возле небольшого ручья.
Скоро они показались вдвоём, Никита шёл, размашисто жестикулируя. Жалуется, что ли, на моё самодурство?
Кузнец был под стать богатырю. Также широк в плечах, могучую грудь, наверное, вдвоём не обхватить. Кулаками вместо кувалды можно железо ковать. Его смоляные волосы были перевязаны очельем (прим. автора – повязка на лоб, которая удерживает от попадания в глаза волос чёлки и висков). Облик он имел суровый. Я немного струхнула даже.
– Поздорову, барыня, – поклонился кузнец.
– Здравствуй. Как зовут тебя?
– Никодимом люди кличут.
– Послушай,