не куда-нибудь, а на ЭВМ «Ольхон», первый комп с гель-кристаллическим процессором. Оказалось, что гелевая архитектура идеально подходит для задач линейного и нелинейного программирования. И мне как-то пришло в голову помараковать над шахматной программой для «Ольхона» — я предположил, что в шахматы такой софт будет играть лучше любого Карпова с Корчным. В общем-то, я оказался прав, но и обнаружил интересный побочный эффект — гель-кристалл, «желейка», как небрежно говорил Васька, идеально подходил и для генеративных нейросетей, и для бифуркационного анализа исторического процесса. Короче говоря, у меня тогда впервые появилась надежда нормально рассчитывать те самые «минимально необходимые воздействия» для изменения реальности!

— Ого! — уважительно воскликнула Тата.

— А вы как думали? — ухмыльнулся Антон, но тут же скис: — Василий всё мечтает о наклейке «Gel-Crystal inside» на панели «Ольхона», но там еще работы… Море! Года полтора-два, как минимум. Так что на «желейку» я только облизываюсь. Пока! Алгоритмы бифуркационного анализа с большим трудом реализуются на полупроводниковых процессорах, они как бы изначально заточены под нейристорную архитектуру, и… В общем, я ее эмулировал на многоядерной рабочей станции «Байкал-4» — первой такой от «Совинтеля». Причем, пользовался тем же приемом, что и Наташа… — Он странно посмотрел на Тату, и будто проглотил фамилию. — Ну, когда она писала «Исидис» — подключала ядра видеопроцессора для решения неграфических задач. Короче, допилил я свой бифуркационный анализ, и тут Елена Владимировна подкидывает мне задачку для серьезного теста…

— Мегатеракт одиннадцатого сентября? — негромко спросила Тата. — В Нью-Йорке?

— Он самый, — кивнула княгиня, разлепляя сжатые губы, и без выражения процитировала данные из «Особой папки»: — Пассажирские самолеты станут врезаться в здания Всемирного торгового центра. Сотни тонн керосина сгорят, ослабив металлоконструкции обоих небоскребов, и те рухнут, похоронив тысячи человек под развалинами… Не знаю уж, — проворчала она, — почему неведомые террористы и в «Альфе», и в «Гамме» так возлюбили авиалайнеры! Хм. В принципе, события, являющиеся неотвратимыми, предотвратить невозможно… Такие попытки приведут лишь к тому, что данное событие произойдет либо немного раньше, либо немного позже. Я правильно поняла результат тестов?

— Увы, — горестно вздохнул Антон. — Я буквально загонял станцию, просчитывая все варианты события! А попытки предотвратить… Ох… МНВ даже с вероятностью 0,01 не просчитываются!

— А если по-русски? — насупилась фон Ливен.

— Если по-русски… Результаты расчета весьма неутешительны: попытаемся помешать мегатеракту — и он случится, максимум, на пару недель позже, а вот число жертв возрастет многократно! Причем все попытки информировать спецслужбы, Конгресс или неполживую прессу ни к чему хорошему не приведут. — Антон стыдливо и беспомощно развел руками: — Вот… как-то так…

Повисло то самое молчание, которое в романах называют гнетущим.

— Антон, — подала Тата негромкий голос. — Простите… А вы… полностью уверены в своих расчетах?

Алёхин впервые прямо глянул ей в глаза.

— Полностью! — отрезал он.

— Следовательно, — строго сказала княгиня, — сидим и не вмешиваемся. А то хуже будет…

Пятница, 4 июля 2003 года. Условный день

Луна, станция «Порт-Иридиум»

Сам Дворский, вместе с Бур Бурычем, высадился в «Порт-Голконде» еще в июне, ясной лунной ночью — Земля блистала на небосводе, пригашивая слабые звезды. Даже дальняя дорога «за море» не утомила — новый луноход-тягач катил за собой вагончики не простые, а с гермокабинами.

Или трястись пятнадцать часов в скафандре, или посиживать в легком комбинезоне, на мягком диване, да дуть чай из стакана-«груши»! Чем не СВ?

Отгрейдерованную «Муравьем» грунтовку дожди не заливали, поэтому инженеры-водители не знали луж и ям. Ровное полотно «шоссе» уводило на другой край Моря Дождей — светлая полоса перелопаченного реголита.

А вот академику Янину повезло больше — его ЛК садился на новенький космодром 2-го класса, рядом со станцией «Порт-Иридиум», на обширном лавовом поле.

— Вверху, — буркнул Кудряшов, задирая голову в шлеме. Золоченый светофильтр не давал Федору Дмитриевичу рассмотреть лицо товарища, но сама поза… Вон, как изогнулся!

— Вижу, — улыбнулся Дворский, замечая искорку в черных небесах. На Луну снова опустилась долгая двухнедельная ночь.

— Вот, ей-богу, сговорюсь с Валентином Лаврентьичем, — заворчал Бур Бурыч, — и упремся оба! Не воротимся на Землю, и всё тут!

— У Янина здоровье пошаливает… — осторожно вступил Федор Дмитриевич.

— Как будто я помолодел! Здесь легко, и сердцу, и вообще… Курорт для пенсионеров! А эта… врачиха еще и ехидцы подпустила! Дескать, полет на Луну дорого обходится государству. А ничего, что это мы открыли Урановую Голконду⁈ Ничего, что теперь СССР просто купается в трансуранидах? Атомные электростанции, атомные теплоцентрали, атомоходы, атомовозы!

— Вдо-о-ох… Вы-ыдо-ох… — прервал его Дворский.

И Кудряшов не вспылил — свирепо засопел носом, успокаивая расходившиеся нервы.

Золотистый промельк «элкашки», между тем, вырос в солидный лунный корабль, зависший в небе, словно сверкающая новогодняя игрушка. Пламени из дюз, как рисуют посадку на Луну безграмотные художники, Федор Дмитриевич, естественно, не заметил, зато глазам давался бешеный муар истекавшего горячего водорода. Выхлоп сдул пыль, будто чистюля, сметающий невидимую грязь с парковой скамьи, и ЛК сел.

Пара краулеров, накручивая гусеницы, подлетели к суставчатым опорам.

— Встретим академика на станции? — неуверенно поинтересовался Дворский.

Кудряшов насмешливо фыркнул.

— Плохо ты знаешь Лаврентича!

Юркий «ползун», подобравший пассажира, затормозил возле парочки, и в наушниках забился нетерпеливый, взволнованный голос Янина:

— Падайте! Быстрее! Что вы там нашли, не томите!

— Сам увидишь! — хихикнул Кудряшов, ловко вскакивая на платформу краулера, и хватаясь за раму.

— Чертовы медики! — негодовал Валентин Лаврентьевич. — Полгода отпуск! Да я чуть не чокнулся на этой даче, на этом пляже! Вот же ж, инквизиторы…

Всю дорогу молодой, зубастый водила гнал вездеход по настоящему тракту, пока не выехал на серый матовый простор, закольцованный останцами купола.

За несколько лет все его обломки, почти утратившие прозрачность, вывезли, а круглую площадь зачистили до основания, просеяв каждую щепоть реголита.

Посередине инопланетной базы темнел квадратный провал, уводивший на нижние, подлунные горизонты. Прямо над «черным квадратом» серебрилась ферма на опорах, удерживавшая подъемник — он опускался в подобие атриума, как ведро в колодец.

Дворский покачал головой — это ж сколько месяцев они разгребали завалы! Верхние три горизонта обрушились еще в мезозое, когда грянул планетоид. Правда, и на минус четвертом ярусе лестниц не водилось — рептилоиды предпочитали пользоваться пандусами…

— Мы думали, что и пятый горизонт развалился, — ворчливо излагал Бур Бурыч, — ан нет! Завал мы расчистили