— Да! Видишь, — похвасталась Марина, рукой перебирая черные пряди волос, — почти нету седых волос! И морщины малозаметны, хотя я не крашусь, и не мажусь… Это всё из-за тебя! Из-за того раза. Первого и последнего…

Я легонько притиснул ее.

— Не расстраивайся, Маринка, правда. И у тебя есть Искандер.

Женщина грустно вздохнула.

— Искандер в Багдаде… Прилетал на майские, задержался аж до Дня Победы… Миш, ты извини, что гружу тебя своим минором! Просто… — «Росита» пожала плечами. — Ты единственный, кому не надо ничего объяснять — и так всё поймешь… И помнишь. И знаешь…

— Не преувеличивай, — кривовато усмехнулся я. — Мне лишь в последние годы открылось, что главное достижение в моей жизни — это Рита. А главное открытие — Наташа. Но сколько же было сомнений, сколько метаний! Мне до чертиков не хотелось повторить ошибки, уже допущенные однажды… — Я прикусил язык, но Исаева понимающе кивнула.

— В «прошлой жизни», да? — Она негромко засмеялась. — Не удивляйся! Я с апреля замещаю Елену фон Ливен. И у меня допуск к теме «Ностромо». Я знаю, откуда ты, из какого времени и пространства…

— Ну, вот и хорошо, — заворчал я, отводя глаза, — а то надоели мне эти фигуры умолчания!

Неохотно отстранившись, Марина поправила прическу, одернула глухое платье восточного кроя, с длинными рукавами и с зауженным подолом ниже колен.

— Вообще-то, я по делу. Даже по двум делам, — немного важничая, сообщила она, и выглянула в окно. — Отсюда не видно…

— А что ты ищешь?

— А там у вас отдельное здание стоит… такое… замкнутый квадрат в четыре этажа, с внутренним двориком…

— А-а… Административный блок! Там наша бухгалтерия, отдел снабжения…

— А Институт внеземных культур где?

— Это секрет! — авторитетно хмыкнул я, и тут же выдал тайну: — В Раменском. На базе ВВС.

— И все артефакты там? — быстро спросила Марина.

— Ну, да. Целее будут.

— Именно! — энергично кивнул «настоящий подполковник». — Лондон в последнее время ведет себя очень нагло. Белый дом оставил Европу в покое, и на Даунинг-стрит решили, что теперь они главные! Знаешь, что там потребовали на днях? Немедленной интернационализации базы пришельцев на Луне! А все обнаруженные артефакты должны-де находиться под полным контролем «мирового сообщества». Нормально?

— Надо им посоветовать не тужиться так сильно, — брезгливо поморщился я, — а то не только вонь пойдет… Хм… Кажется, до меня дошло. Ты опасаешься, что Лондон примет меры? Защищая цивилизованный мир от русских варваров, стяжавших инопланетные технологии?

— Ну, я ж говорила! — довольно воскликнула «Росита». — Ты всё понимаешь. Да, Мишенька, да! Давай в вашем административном блоке откроем фальшивый ИВК? А в «спецсекторе объектов невыясненного назначения» выставим муляжи и копии? Давай?

— И зазовем прессу на презентацию! — подхватил я.

— Да! — хихикнула Марина, блестя чернотою глаз.

— Принимается! Бедный Рустам… Джеймсы Бонды попрут без очереди!

— Ага! — развеселилась моя гостья. — Будут кричать: «Мне только спросить!»

Любуясь смеющейся женщиной, я погрустнел. Мне в этом году сорок пять стукнет, а ей — пятьдесят два… Проговариваю в уме эти цифры, и даже не верится…

Скрывая свои упаднические мысли, я бодро сказал:

— Будем считать, с первым делом порешали. А второе какое?

— Да так… — смутно ответила Марина. — В КГБ поступил срочный вызов с Луны. Там ждут-не дождутся одного ценного специалиста… Гарина Михаила Петровича.

Глава 3

Воскресенье, 3 августа. Утро

Туркменская АССР, Мирза-Чарле

Ракетодром «Мирза-Чарле» располагался на юге Заунгузских Кара-Кумов, в трехстах километрах севернее Ашхабада. Сам поселок всегда числился важным пунктом на караванных путях между Мервом и Хивой. Шоссе к ракетодрому как раз и проложили по следам верблюдов, набивших за века колею.

После того, как в двадцатых годах здесь перебили басмачей, Мирза-Чарле снова стал узловым центром — отсюда страна получала каракуль. А теперь, когда Байконур перегружен, со стартовых площадок местного ракетодрома взлетают супертяжи, а с орбиты прибывают «Бураны». Еще один узел затянулся…

В аэропорту меня подхватил крутобокий автобус, и я ехал, как на экскурсии. Унылые пески за окнами, хоть и встопорщенные вечно осенней порослью саксаула, не занимали моего сознания.

Память услужливо подсовывала пленительные образы «трех граций», дружно провожавших драгоценного Мишеньку, или обращала в сувениры долгие незабвенные дни в Центре подготовки космонавтов, где меня крутили и отжимали, как белье в «стиралке».

«Долгие дни!» — фыркнул я насмешливо, привлекая рассеянное внимание соседей.

Мои девчонки полгода готовились к полету, да и то по укороченной программе! А я, как тот Незнайка, чуть ли не тайком пробираюсь к ракете…

Врачи ЦПК огорченно разводили руками: «Здоров, как Гагарин!» Перегрузка его не берет, а невесомость доставляет удовольствие. Сердце ритмично отстукивает шестьдесят в минуту.

Годен…

…Из-за мутного горизонта всплыл «утопающий в зелени городок с обязательной высотной гостиницей на окраине», и пассажиры оживились.

За огромной сардобой — то ли подземной цистерной, то ли колодцем — по обеим сторонам дороги потянулись бетонированные арыки. Вдоль арыков густо росли пустынные акации, а в их зыбкой тени расплывались плоские белые домики.

И только ажурное плетение сетчатых параболоидов антенн, сверкавших выше развесистых чинар и пирамидальных тополей, напоминало о времени и месте.

Покидать кондиционированную прохладу автобуса не хотелось, но меня встречали — трое молчаливых и спокойных мужчин, одетых неброско, но былая военная выправка в них чувствовалась.

— Здравствуйте, Михаил Петрович, — вежливо поклонился средний встречающий. Левый с правым лишь кивнули. — Старт через четыре часа ровно, должны успеть.

Я молча пожал руки всем троим и, повинуясь жесту Среднего, уселся в «Татру» неприметного светло-оливкового цвета. И опять потянулось серое шоссе, красные песчаные дорожки, журчащие арыки…

Короткая остановка у шлагбаума. Кивок офицера в панаме — и машина заскользила в перспективу, рассекая пустыню по прямой.

А я перебирал давешние мысли, как бусины четок.

Признаться, до меня не сразу дошли Маринины речи — ее слова о вызове на лунную базу словно блокировались в голове. Разумеется, я верил «Росите», но совершенно не соотносил космос со своей особой.

Да, мне, как и всякому советскому мальчишу, мечталось о ракетах, подхваченных черным ветром пространства, о том, чтобы подняться выше неба, стать чуть ближе к звездам, но это значило отдать всего себя космонавтике, без остатка и на всю оставшуюся.

Я так