лент, а потом предложат остаться. А она что? Будет отказываться, говорить, что у нее дома сидят и ждут ее родители, и будет так умело давить на жалость, что вся их семья получит богатых покровителей, а девочку отправят учиться в гимназию или лицей, потом, может, даже помогут выйти замуж за какого-нибудь не слишком богатого князя. Ольга видела свою выдуманную жизнь такой стройной и красивой, что ей это сразу казалось неправильным. И она против воли возвращалась в мир, в котором жила. А там была только полуподвальная комната с высокими окнами и сквозняки, холод мокрого белья и боль в пальцах от иголки.

Иногда она замирала и внимательно прислушивалась. Бросала рукоделие и, встав на кровати, приоткрывала окно, чтобы посмотреть, не идет ли домой мать. Ее слабые шаги девочка узнала бы даже на людной улице. К счастью, в их квартале прохожие были редкостью, а мамины сапоги с серебряной пряжкой на одном из них девочка не могла не отличить. Вот только ее все не было. Ольга все тише занималась рукоделием, часто подбегала к двери, когда ей казалось, что в коридоре послышались знакомые шаги. На улице начинало темнеть, и девочка уже задумывалась, не выйти ли и ей на улицу поискать родителей. «Нет, а если они вернутся?»— одергивал ее голос разума. И правда, тогда мать снова будет волноваться, а отец места себе не найдет.

Один раз Оля все-таки вышла из их жилища — разнести по этажам выстиранное белье. Она стучалась в комнаты, где жили семьи, чуть богаче их. Все дружелюбные, запыхавшиеся от предновогодних хлопот. В комнатах пахло хвоей, а запах еды просачивался в коридор и наполнял весь дом преддверием праздника. И Ольга бежала от него, как будто кто-то сказал ей, что у нее праздника не будет. Девочка не знала, чьи это были слова, но безропотно следовала запрету. Соседи мило улыбались ей, смотрели с пониманием; семья Скворцовых с тремя мальчиками немногим младше Оли даже позвали девочку с собой на гулянье. Оля испуганно втянула голову в плечи и сбивчиво отказалась.

— Нельзя, извините. Мама с папой ушли, я буду ждать, когда они вернутся.

— Ну, до вечера время есть, — с широкой улыбкой говорила госпожа Скворцова. — Но если они очень устанут или просто не захотят идти, мы с радостью возьмем тебя с собой.

В этом не было ни капли насмешки, но девочка против воли вспыхнула, как будто ей сказали что-то незаслуженно обидное. Как будто ее родителям не было до нее дела, или что ее бросили. Оля учтиво поблагодарила хозяев за приглашение и, покончив с разноской вещей, вернулась в свое обиталище.

Холодные стены давили, так она еще, ко всему прочему, забыла закрыть окно, и теперь на кровати был целый сугроб. Оля подкинула щепок в печь и принялась руками сгребать снег с успевшего промокнуть одеяла. Колкие кусочки льда больно вонзались в кожу, и девочка чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Но вряд ли от боли в закоченевших пальцах. Чем ближе был праздник, тем чаще она спрашивала про себя, кто решил, что у нее не должно быть новогоднего веселья? Почему она должна сидеть и ждать непонятно чего, пока другие дети бежали играть и лепили снеговиков? Но вопрос повисал в пустой комнате и растворялся в тишине, а на пол балластом падало только «должна», и единственное это слово удерживало девочку, как тяжеленная цепь.

Оля стянула с кровати одеяло и, стиснув кулаки, в бессильной злобе рухнула на кровать. Хотелось плакать и кричать, но так уж ее воспитали — девочка боялась помешать кому-нибудь своим криком или завываниями. И она давилась невысказанными словами, которые душили маленькое сердце вощеной петлей. Так она и уснула, зажимая рот ладонью.

Снов Оля не видела — казалось, она всего на несколько минут скрылась от реальности в самом темном углу вселенной, откуда ее никто не мог достать. Там не было ни света, ни звуков, ни движения, только покой, которого так рано начала искать детская душа. И вдруг в какой-то момент Оля почувствовала, что она не одна. Только чувство это не было ликованием, которое предвещает задушевные разговоры и, возможно, что-то волшебное и сказочное. Предвкушению новогоднего волшебства уступил место вполне осязаемый ужас: в ее доме чужой человек.

Ольга осторожно открыла глаза и увидела силуэт человека, сидевшего перед печкой. Длинная тонкая рука щедро бросала в огонь поленья. Девочка взвизгнула от такой расточительности — сама она жгла как можно меньше дров, чтобы топлива хватило на ближайшие два дня. От вскрика ребенка незваный гость обернулся. Это была молодая женщина, ее вполне можно было бы назвать девушкой, если бы не чересчур серьезное лицо. Она явно не без труда выдавила из себя улыбку, предназначенную только для того, чтобы не напугать ребенка.

— Привет. Ольга, верно? Где твои родители?

— Кто Вы? — встрепенулась девчушка, сбрасывая с себя сон. — Что Вы делаете в моем доме? Как Вы тут оказались? — она бегло взглянула на дверь, та была заперта. Может, хозяйка открыла и впустила ее? На первый взгляд, да и не только на первый, женщина выглядела очень богатой. Красивое молодое лицо с правильными чертами было обрамлено темными волосами, стянутыми в тугую косу, покоившуюся на плече. Большие светлые глаза внимательно осматривали помещение; не найдя ничего интересного, незнакомка закрыла заслонку печи, подняла с пола меховую шапку и поправила перчатки на тонких запястьях.

— Меня зовут Дарья, я... Я пришла сюда за тобой, мне отдан приказ, чтобы через пять минут, — она посмотрела на маленькие часики с тонким ремешком, которые крепились на внутренней стороне ее запястья, — нас тут не было. Возьми все ценные вещи, деньги на всякий случай, и пойдем отсюда.

— Что? — непонимающе замотала головой Оля. — Куда?

— Для начала — на улицу, — нетерпеливо процедила Дарья. — Не знаю, что должно тут произойти, но лучше тебе со мной не спорить. Если я говорю, что нужно уйти, это не шутка.