Шрифт:
Закладка:
— Кортнева, зайди ко мне! — раздался в динамике голос шефа.
Алена вздрогнула. Такой вызов не предвещал ничего хорошего. Особенно с утра.
Все сотрудники их компании знали, что по утрам у шефа всегда отвратительное настроение, и именно на эти часы он назначает выволочку провинившихся сотрудников. Причины плохого настроения не знал никто, даже вездесущая секретарша Катька Веселова. Вроде бы шеф не пил, так что не мучился по утрам похмельем, с женой давно разъехался, дети были достаточно взрослыми и жили своей жизнью. Жил шеф в большой квартире в элитном доме, так что у него под окном не скандалили подвыпившие соседи и не лаяли собаки.
Про квартиру рассказала та же Катька — возила как-то к шефу документы на подпись, когда он сломал лодыжку, катаясь на лыжах где-то в Альпах. В остальном шеф был удивительно здоровым человеком, даже простудой осенью не болел.
Так что коллектив терялся в догадках — с чего шеф каждое утро такой злющий? Не может же человек все время вставать с левой ноги.
В конце концов, все просто смирились с этим, как смиряются с плохой погодой. Поэтому Алена удивилась только повышенной злобности в сегодняшнем голосе шефа и стала судорожно припоминать, в чем могла провиниться.
Все документы по действующим страховкам у нее в полном порядке, текущие платежи поступают исправно, портфель договоров один из самых больших в компании… Казалось бы, шеф должен быть доволен. В чем же дело?
— Кортнева, я жду! — прогремел динамик.
Интонация шефа не предвещала ничего хорошего. К тому же он назвал ее по фамилии.
Перед клиентами шеф всячески старался демонстрировать хорошие манеры, а чтобы не потерять форму, практиковался на своих сотрудниках, обращаясь к ним исключительно на вы и по отчеству, а когда был особенно доволен (что случалось очень редко) — по имени, как к друзьям или членам семьи. Он так и говорил: «Мы — это одна большая, дружная семья».
Но вот когда он называл сотрудника по фамилии и обращался к нему на ты — держись! Это означало, что тебя ждет жестокий разнос.
— Кортнева! — рявкнул динамик. — Ты что там — умерла? Сколько можно ждать?
Алена схватила папку с текущими договорами, мимоходом посмотрела на себя в зеркало, висевшее в простенке, и влетела в кабинет директора, пытаясь придать лицу спокойное выражение. Не получилось.
— Извините, Лев Львович… — проговорила она торопливо, усаживаясь напротив него. — Я подбирала документы…
— Я тебе что — разрешил сесть? — Шеф поднял на нее мрачный взгляд из-под густых бровей.
Сейчас имя как нельзя больше подходило ему. Настоящий лев — густая грива, пылающий взгляд, хищный оскал и голос, напоминающий львиный рык.
— Я тебе разрешил сесть? — повторил он с яростью.
Это было что-то новенькое.
Во всяком случае, на памяти Алены не случалось, чтобы он заставлял сотрудников выслушивать нотации стоя.
Она почувствовала, что где-то внутри поднимается самая настоящая паника и, из последних сил держа лицо, начала подниматься, но шеф тряхнул гривой и прорычал:
— Сиди уж… пока.
И замолчал, мрачно глядя на нее.
Алена нервно перекладывала бумаги, пытаясь понять, что ему нужно. В одном она не сомневалась: на ее голову грядут неприятности. У нее всегда была развита интуиция, это уж точно.
Наконец шеф заговорил:
— Ты что, Кортнева, работаешь на моих конкурентов?
Вопрос был чистой воды провокацией, и Алена промолчала.
Шеф сделал вторую попытку:
— Ты хочешь разорить меня?
— О чем вы, Лев Львович? — проговорила Алена.
Знала же, что не нужно поддаваться на провокации. Знала, что нужно молчать, но не удержалась.
— О чем? — прогремел он. — О том, что у нас не благотворительный фонд! У нас коммерческая фирма, и задача наших сотрудников — приносить прибыль!
— Я приношу… — попыталась вклиниться Алена, — у меня больше всех договоров…
Лучше бы она этого не говорила. Ведь известно же, что с начальством не только не спорят, но и не соглашаются: лучше всего вообще молчать. Только кивать, как китайский болванчик, — виновата, мол, исправлюсь, все будет сделано, только скажите, не подведу, не подведу, не подведу…
Все это Алена знала. В теории. А на практике никогда с этим не сталкивалась, потому что считала себя хорошим работником. Никогда у нее не случалось крупных проколов, все дела были в порядке, и договоров правда больше всех.
— Больше всех?! — взревел шеф. — Мы не в советские времена живем! Мне нужны не цифры, а деньги! Знаешь, такие шуршащие бумажки? Яркие бумажки с водяными знаками! Впрочем, если так пойдет и дальше, скоро мы все забудем, как они выглядят.
— Что вы хотите сказать? — снова не выдержала Алена, решив, что лучше уж узнать, в чем дело, чем мучиться неизвестностью.
— Я хочу сказать, что от твоих договоров одни убытки!
— Убытки? — растерянно переспросила Алена. — Почему убытки? Платежи поступают своевременно…
— Потому что нам только на этой неделе пришлось выплатить семь миллионов страховки!
— Семь миллионов?! — машинально повторила она, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
Семь миллионов — это запредельная цифра, это уже слишком. Этого Лев ей не простит.
— Да, именно семь. Семь миллионов.
Лев Львович неожиданно успокоился, и Алена действительно испугалась. Такая спокойная, безразличная интонация была особенно страшной — как внезапное спокойствие моря посреди бушующего шторма. Это значило, что он уже принял решение, и теперь его ни за что не переубедить.
Водилось за их шефом такое. Все знали — когда орет, громко ругается и топает ногами, на него еще можно как-то воздействовать. Но если кулаки на стол положил и смотрит оловянными глазами, то, по выражению секретарши Катьки Веселовой, его хоть об стенку головой лупи, хоть голой перед ним ходи — ничего не поможет, внутрь к нему не пробиться.
В этом вопросе коллектив Катьке доверял — особа наблюдательная и разбирается в человеческих характерах, поскольку проучилась два года на факультете психологии. Потом ушла, потому что