— Что за дар такой странный…

— Иди же и неси мою волю, златоглазая!

— А как…

Драконий хвост легонько толкнул меня в грудь, и меня снова окружила темнота. Только на этот раз мои лёгкие раздирало от боли.

— Лидия! Лидия! Как ты могла так поступить с нами, бестолочь? Ох, сердце, моё бедное сердце…

— Всё в порядке, Лерисса, — услышала я мужской голос. — Дышит.

Я открыла глаза, и их тут же запекло от слёз.

— Мама… — прохрипела я, протягивая к ней руки. Моя мама, те же глаза, те же волосы, только одежда совсем другая, будто мы попали в сериал про Екатерину Вторую.

Всхлипнув, она утёрла глаза платком.

— Дышит! — передразнила она отца. — Да быть может с её смертью мы бы очистились от этого позора, а теперь, скажи на милость, Аллен, что нам делать?

Я перевела взгляд на скромно стоящего сбоку мужчину в костюме, и узнавание пронзило мой разум.

— Отец…?

— Ничего, дочь, — пробормотал он, поправляя очки. — Ну подумаешь, позор на всё королевство! Зачем же такие глупости творить? Мы что-нибудь придумаем…

— Позор…?

— Да поглотят демоны этого поганого дракона! — взвизгнула мать, заламывая руки. — Думает, раз у него такой высокий титул, то ему всё можно?! Так поступить с моей бедной доченькой!

Мне казалось, я только-только очнулась ото сна, и в нём было что-то важное. Почему мне думалось, что мама должна одеваться иначе? Почему я так удивилась собственному отцу? Этот сон как будто должен был таить ответы на эти вопросы, но он растворялся зыбкой дымкой, забирая их с собой.

Я потёрла лоб, отбросила прилипшие к нему волосы и поморщилась, пытаясь обработать информацию. Позор, дракон, смерть… Только сейчас я соизволила оглядеться и обнаружила себя в мрачноватой гостиной, где стояла явно в прошлом дорогая, а сейчас — старая и потёртая мебель. Я лежала на кожаном диванчике завёрнутая в плед, а под ним было мокрое платье и тяжёлый от воды корсет с разрезанной шнуровкой. Почему-то корсет меня поразил, будто я носила его впервые.

Пожилой мужчина в больших очках собирал вещи в кожаный чемоданчик.

— Теперь жизни госпожи Лидии ничего не угрожает, — сказал он тихо. — Но следите, чтобы она не переохлаждалась. Я пропишу укрепляющую микстуру.

— А что, собственно, произошло? — спросила я, массируя виски, чтобы прогнать головную боль.

— Не помнишь? — встревоженно спросил отец. Я неуверенно покачала головой.

— Я помню только сон. Кажется, я видела драконицу по имени Малика…

Мама всхлипнула и заломила руки.

— Вы говорите, что её жизни ничего не угрожает, доктор! — запричитала она. — А она умом повредилась! Пристроить замуж дочь с дурной репутацией ещё можно. Мало ли пожилых вдовцов, кто захочет скрасить свои последние дни обществом хорошенькой девушки! Но что нам делать с сумасшедшей, которая во сне разговаривает с богами! С моста тебя тоже спихнула богиня?!

— Я не помню...

— Мне пора, — сообщил доктор и посмотрел на родителей с какой-то скрытой насмешкой.

— Я провожу, — заторопился отец, и они скрылись за дверью.

Мы с мамой остались одни. Она утирала наигранные слёзы платком и продолжала истерично восклицать:

— Ты совсем не жалеешь меня, Лидия! Сначала слухи и твой внезапный отъезд из столицы, который только подкрепил их, срыв помолвки, а теперь ещё и это! Думаешь, доктор не расскажет всем, что ты помешалась?

Я смотрела на неё и не могла поверить ни своим глазам, ни ушам. Я всю жизнь знала её золотые кудряшки, теперь уже с первыми признаками седины, морщинки в уголках глаз и привычку заламывать пальцы, когда нервничает, но это была не моя мама! Моя мама была не идеальна, но она не стала бы говорить мне все эти кошмарные вещи!

— Я правда видела сон, мама!

— И говорила с богиней! — фыркнула она, встряхивая платком. — Лучше помалкивай о таких вещах. Боги, какие пойдут сплетни! Нашему дому конец! Как и кому нам выдавать тебя замуж? Ты должна была поправить дела семьи, а не тянуть нас ко дну!

Мне стало обидно до слёз. Почему мама говорила так? Я только пришла в себя, у меня нестерпимо болела голова и драло лёгкие, мокрое платье облепило тело, что казалось особенно неприятным под шерстяным пледом, но вместо поддержки я получала обвинения. Я ведь даже не помнила, о чём она говорила, будто всё это меня не касалось, будто я только что попала сюда, и на меня вываливают ушат событий!

— Это несправедливо, мама, — сказала я, садясь.

— По справедливости, милая, от таких дочерей прилюдно отрекаются, а мы приняли тебе домой и даже подыскиваем выгодную партию! — подбоченилась она. — Ты представляешь, сколько мы отдали врачу за приём? А сколько стоили два портальных камня на дорогу за ним и обратно? Всё ради того, чтобы спасти твою жизнь. Так что, будь добра, докажи нам, что живой ты полезнее, чем мёртвой!

Сердце сковало болью и обидой, и я больше не смогла сдерживать слёз. Увидев это, мама картинно повалилась на кресло, приложив руку ко лбу.

— Ну вот, теперь я плохая! А кто скажет тебе правду о жизни, если не я, Лидия? Твой папочка только и знает, как сдувать с тебя пылинки! Давай, выйди замуж за такого же слюнтяя — проживёшь всю жизнь без возможности купить новое платье на выход или нанять прислугу получше!

Я поёжилась. Мокрое платье неприятно холодило кожу. Мама покосилась на меня одним глазом и махнула рукой.

— Иди к себе и переоденься. Доктор сказал, тебе нельзя простужаться, а новый вызов врача мы не потянем.

Я рада была убраться из этой комнаты. Мне не хотелось говорить с мамой, она казалась мне совершенно чужим человеком, который совсем не желал мне добра. Потуже обмотавшись пледом, я вышла за дверь и оказалась в тёмном пустом коридоре. Деревянные панели на стенах сочетались с мрачными, кое-где пошарпанными обоями, светильники не горели. Коридор казался бесконечным и холодным. И я поняла, что не знаю, где моя комната.

Ну что за нелепость, как можно этого не знать! Но в голове была полная пустота, от которой мне стало вдруг очень страшно. Всё вокруг было чужим и враждебным.

И вдруг я услышала весёлое девичье хихиканье. Воодушевившись, я побежала на звук, ловя обрывки разговора: