Септим ещё богаче Кальвиншнихтера, — заявила она. — Самый завидный холостяк королевства после принца! Кто знает, может, до наших краёв ещё не дошли слухи о твоей болезни, ты ему приглянешься, и мы ещё и в выигрыше останемся после неудачи твоего папаши!

Я терпеливо вздохнула, закатывая глаза. Она ни в какую не верила, что я ничем не больна, но всё равно не теряла надежды втюхать меня хоть кому-нибудь. Я нервно подтянула перчатки повыше — обнажать запястья вне дома тоже оказалось делом неприличным, а мне не стоило добавлять новых сомнений по поводу моей и без того шаткой репутации.

— Вижу, ты соскучилась по дому, — слабо улыбнулся папа, глядя на то, как я высовываюсь то с одной, то с другой стороны. — Почему же приезжала так редко?

— Столица затмила мой разум, — сморщила нос я. — Иначе этого объяснить я не могу. Мне жаль, папа. Мне тебя безумно не хватало.

Я едва подавила всхлип. Эти слова отдавались в груди необъяснимой болью, будто я видела папу не раз в полгода, а расставалась с ним лет на десять, не меньше. Я снова сжала его руку, заметив, как он напряжён.

— Не переживай. Ну не сожрёт же нас этот герцог Септим?

Я произнесла его фамилию с очень довольным видом. В отличии от фамилии моего жениха, которая оставалась для меня неуловимым сочетанием звуков, эту я запомнила сразу, потому могла без страха обращаться к очередному герцогу, встретившемуся на моём пути.

— А вдруг сожрёт? — вдруг обеспокоенно пробормотал себе под нос отец. — Говорят, он из тех драконов, у кого очень холодный, но вспыльчивый характер.

— Он тоже дракон? — вслух удивилась я.

— Не родись он драконом, его семья утратила бы герцогский титул, — сказал отец, приподнимая брови. — Такое положено знать, Лидия.

— Моя память хранит очень странные воспоминания, — пожаловалась я со вздохом. — И тонкости титулов к ним не относятся.

Отец добродушно усмехнулся.

— Ты вспомнишь, птичка. Это вкладывалось в твою голову с рождения, ты не можешь просто взять и забыть полностью.

Я кивнула, натянуто улыбнувшись. На самом деле меня терзали смутные сомнения по поводу этого. Казалось, что моя жизнь до пруда растворилась, будто тот день был моим днём рождения. Я стала новым человеком. Пугающие мысли, но они лучше всего описывали то, что я чувствовала. Но таким мне не хотелось делиться даже с отцом. Я боялась напугать его своим состоянием, а врача сейчас мы не потянули бы.

Когда мы выехали за пределы земель, что были раньше нашими, это сразу стало очевидно. Чайные кусты оборвались резко, будто граница не позволяла им разрастить дальше. Соседские земли в корне отличались от наших: всё здесь было как по линейке. Ровные сочные лужайки, мощёные дороги, подрезанные деревья и даже овечки, пасущиеся на холме, выглядели аккуратными и ухоженными.

— Он педант, похоже? — спросила я у отца. Он поджал губы.

— Этого я не знаю. Я слышал, что он затворник, который ненавидит общество и скрывается в своём поместье, но на том вечере он мне показался повесой и прожигателем жизни. Но я в людях разбираюсь плохо, иначе не сосватал бы тебя за Кальвиншнихтера.

Я ободряюще улыбнулась.

— Герцог Кельвинкляйн сам избавил нас от своего общества, папа. Я считаю, мы ещё легко отделались, ведь я могла прожить всю жизнь с этим мерзавцем, ещё и детей ему родить!

— Как ты его назвала…?

— Ого, какой сад! — воскликнула я, неприлично указывая пальцем, чтобы отвлечь отца от своей оговорки.

А затем мы вдвоём и в самом деле позабыли про бывшего жениха, во все глаза уставившись на сияющие белизной стены роскошного дома, принадлежавшего семье Септим. Интересно, сколько народу обитало в этой громадине? Человек пятьдесят?

Всё здесь так и лучилось богатством и изобилием. Я даже присвистнула, за что удостоилась ужаснувшегося взгляда папы.

— Где ты научилась такому, Лидия?

— Как-то само вышло, — смутилась я.

— И чему только учат в столице, — покачал головой отец, первым выходя из коляски и подавая мне руку. Я выбралась, придерживая шляпу, и с прищуром уставилась на спешащего к нам человека в невероятно дорогом костюме. Одежда папы по сравнению с его выглядела нищенской.

— Это герцог? — спросила я шёпотом.

— Думаю, это дворецкий, — ответил папа.

— Господин, госпожа, — поклонился нам мужчина в белых перчатках. — Что привело вас в поместье «Четыре сезона»?

Почему-то мне вдруг резко нестерпимо захотелось пиццы. Я живо представила тянущийся сыр и сглотнула слюну. Надо предложить сделать её на ужин — это достаточно дешёвое блюдо.

— Мы хотим попросить аудиенции у великого герцога, — чуть склонил голову отец.

— У вас запись? — деловито уточнил дворецкий.

Мы растеряно переглянулись. Моя уверенность таяла на глазах.

— Нет, но…

— Сожалею, но великий герцог Феликс Септим принимает только по предварительной записи! — с притворным сочувствием сообщил дворецкий. — Мы можем записать вас на приём.

— Когда же? — нетерпеливо спросила я.

— Через полгода, — невозмутимо ответил дворецкий.

Я ахнула от удивления, а папа понуро вздохнул.

— Благодарим, — сказал он. — Через полгода будет уже поздно. Пойдём, дочь. Это было безнадёжной затеей с самого начала.

— Но подождите, — воспротивилась я. — Чем так занят герцог? Что-то я не вижу очереди из желающих получить аудиенцию!

Дворецкий картинно вздохнул, явно пытаясь намекнуть, что общаться с нами выше его достоинства, но что поделать — работа есть работа.

— Его Светлость пребывает в меланхолии и не желает принимать посетителей, — пояснил он. — Вас проводить до повозки?

— Сами справимся, — недовольно буркнула я и повернулась к папе. — С ума сойти! Отобрал у нас земли и словил хандру? Что о себе мнят эти герцоги? Думают, раз с драконьим хвостом родились, то им всё можно?

— Мы ничего не сможем сделать, Лидия. Поехали домой.

И что, мы зря сюда ехали? Зачем тогда я терпела бант под подбородком, натирающий шею? Нет уж, этот франт не мог просто отобрать у нас всё, а потом сидеть в депрессии в садочке! Эти вшивые герцоги могли делать со мной всё что угодно, а папу пусть не трогают!

— Он с нами поговорит, — грозно сказала я, придирчиво оглядывая высокий забор, выросший во все стороны, по ощущениям, до горизонта. Взгляд мой