– И вам, Вера, спасибо за доброту и отзывчивость.

– Ну, что вы, что вы, – раскраснелась Верочка.

Как только он вышел, Елена посмотрела на медсестру:

– Вера, эта очарованность до добра обычно не доводит.

– А что, так заметно? – смутилась девушка.

– Этого не заметит только слепой, – сказала врач и вместо того, чтобы собираться домой, вернулась к своему столу, тяжело ухнула на мягкий стул, – на сегодня всё?

– Дубовец, – Верочка равнодушно пожала плечами, – он тоже хотел с вами поговорить.

– Ах да, – Елена скривилась, она рассчитывала уйти вовремя, – если он сидит в холле, то позовите его, если нет, то перенесите на завтра. Мы же его мать давно выписали. Сколько? Месяцев семь-восемь назад?

– Шесть, – уточнила медсестра, подходя к двери, открыла её, обернулась в кабинет, пожала плечами и громко сказала: – Входите.

– Чёрт! – ругнулась Елена, но тут же нацепила на лицо приветливую улыбку.

В кабинет вошёл парень, наверное, на пару лет моложе предыдущего посетителя, но если в Вадиме Лотове было какое-то обаяние и шарм, то в этом молодом мужчине их не было – невнятная одежда, состоящая из джинсов и толстовки, невнятная внешность – светлые короткие волосы, нос чуть с горбинкой, серые глаза.

– Зд-дравствуйте, Елена Васильевна. – Он говорил тускло, избегая её вгляда.

– Добрый вечер, Иван, – Елена, наоборот, старалась быть бодрой и энергичной.

Ещё когда его мать лежала в диспансере, он просил не называть его по имени-отчеству.

Доктор открыто улыбнулась:

– Как мама? Как её состояние?

– Лучше, – он посмотрел на неё украдкой, – но… может быть вы п-пропишете какие-то лекарства, у неё боли и… н-настроение…

Он немного запинался, если волновался. У его матери был рак обеих молочных желёз, обе пришлось удалить, операция прошла успешно, и Светлана Афанасьевна Дубовец была выписана по месту прописки, где ей была показана химия и лучевая терапия.

– Как проходит терапия? Что говорит врач в поликлинике?

– Н-ничего не говорит, – Иван уставился в пол, – там всегда такие оч-череди… Может быть, вы выпишете маме лекарства?

– Я, к сожалению, не имею права, – Елена сочувственно посмотрела на покрасневшего парня, – извините, Иван, но формально ваша мама уже не мой пациент. А это очень сильные обезболивающие, и я не могу их выписать. Вам всё-таки нужно обратиться к вашему онкологу в поликлинике, у них есть специальные бланки, и для раковых больных это вне очереди.

– Да?! – Он смутился ещё сильнее и стал теребить край своей толстовки. – Ладно, я спрошу. Спасибо.

Он развернулся, чтобы уйти, но Елена его остановила:

– Вы ещё говорили про настроение?

– А-а, да, – он снова обернулся, – мама очень подавлена всё время. Ей назначили в поликлинике психолога, но это не помогает.

– Ей нужен не психолог, а психиатр и приём антидепрессантов. Сейчас… – она открыла ящик стола, достала несколько визиток и стала их перебирать в руках, – я знаю отличного специалиста, вы можете к ней обратиться, ссылаясь на меня.

Он достал мобильный телефон:

– Если м-можно, я сфотографирую.

– Конечно. – Елена пододвинула визитку.

Он выровнял карточку так, чтобы она оказалась вровень с краем стола, и Елена заметила, что у него на запястье повязана тонкая красная ленточка.

Иван щёлкнул камерой раз, другой, сунул телефон в задний карман.

– С-спасибо вам, доктор, что уделили время. – Он глянул на Елену.

Она встала, радушно улыбаясь:

– Вы всегда можете со мной проконсультироваться по любым вопросам, если будет такая необходимость.

– Угу. – Он кивнул и пошёл к двери, опустив голову.

Когда за ним закрылась дверь, Елена выдохнула.

– Как жаль этих мальчиков, – обратилась она к Верочке, – сколько лет работаю, но к этому привыкнуть невозможно.

Сегодня было слишком много всего, и она устала.

Вера робко кашлянула.

– Идите домой, – не оборачиваясь, сказала Елена.

– А вы? – Верочка подскочила к шкафу и быстро накинула пальто.

– И я, – доктор прикрыла глаза, – тоже скоро пойду.

Почти шесть, клиника пустела. Оставались только дежурные врачи и медсёстры.

Когда Верочка ушла, Елена закрыла дверь на замок, крохотным ключиком открыла нижний ящик стола, достала оттуда бутылку и небольшой пузатый бокал. «Есть в моей работе хоть какие-то плюсы». По кабинету разнёсся благородный шоколадно-пряный аромат. Она медленно вдохнула запах коньяка, ресницы подрагивали. «Всё как-нибудь уладится». Елена сделала большой глоток. Тепло разлилось по телу и мягко стукнуло в затылок.

О том, что симпатичная заведующая отделением Елена Васильевна Киселёва предпочитает коньяк традиционному женскому шампанскому, знали уже все и давно, а вот то, что она дегустирует подаренные бутылки на работе, – никто. Во всяком случае, она на это очень надеялась.

«Ну, и что мне с этой дурочкой делать, а? – Доктор плеснула в бокал ещё немного. – Не силком же её на аборт тащить?» Елена вспомнила, какое растерянно-радостное было лицо у восемнадцатилетней дочери, когда та сообщала ей о беременности, и скривилась.

«Ба-буш-ка. – Елена мысленно примеряла на себя это слово. – Ба-буш-ка. Разве я похожа на бабушку?» Чуть ниже среднего роста, худая, светловолосая, с короткой стильной стрижкой и большими серо-зелёными глазами, в свои сорок шесть она никак не походила на бабушку.

– Как-нибудь уладится, – повторила она вслух, сделала ещё глоток, убрала бутылку и встала. Взгляд её упал на пухлую папку: «Лотова Светлана Леонидовна», простое, ничем не примечательное имя, следующей строкой шла дата рождения. «Хм, надо же!» – Дата рождения почти совпадала с датой её рождения, 25 января, а у неё было 27-го, правда, пациентка Лотова была на три года старше.

Елена задумалась и достала карту Дубовец Светланы Афанасьевны.

«Как забавно», – доктор сравнивала обеих пациенток – обе Светланы, у Дубовец день рождения был как раз 27-го, но февраля, старше на четыре года. У обеих – сыновья примерно одного возраста.

По анализам и биопсии она читала «историю болезни» их обеих, но, скорее, видела перед собой не сухой медицинский отчёт, а совершенно безрадостную историю жизней этих женщин – в онкологическом отделении.

Отделять одно от другого становится всё сложнее. Прошлое и настоящее путаются, поэтому о прошлом стараюсь не думать. А в настоящем – к камерам привыкаешь, как и ко всему остальному. Он даёт мне всё, что я хочу, – пока я делаю всё, что хочет он. Почти.

Когда часы отсутствуют, включается внутренний таймер. Оказалось, я вполне себе жаворонок, хотя всегда думала, что сова. Утро сегодня дождливое – капли барабанят в подвальные окна, тонированные и забранные в решётку.

Комната довольно большая, наверное, она занимает треть, если не больше, площади всего дома, несколько окошек. Все маленькие и тёмные, чтобы снаружи не был виден включённый свет. Вечный полумрак я разбавляю светом торшеров и ламп, которых у меня много и все с пластиковыми плафонами. Он не скупится, если я прошу