Шрифт:
Закладка:
— Ну, друзья, готовьте мне подарок — суюнче. Я принёс вам радостную весть, — сказал он куклам, переступив порог, и все куклы, и те, что сидели на одеяльце, и те, что стояли на полках, разом заговорили:
— Пусть к добру будет твоя весть, Шомамат-ата!
Старик достал куклу из-под полы и только хотел рассказать своим друзьям-куклам о том, что случилось, как скрипнула дверь и в комнату просунулась голова стражника Караба́я.
Незваный гость пожаловал сюда из Бай-махалли за податью для правителя города. Абдурахманбек считал, что любимец Факир-махалли Шомамат-ата за свои представления получает хорошие деньги, и всегда посылал к нему самого жадного и самого жестокого из своих слуг. И нужно сказать, что он не ошибся в выборе: стражник Карабай верно служил своему господину и никогда ещё не возвращался от кукольника с пустыми руками.
— Это что у тебя за урод? — сказал вместо приветствия Карабай, увидев новую куклу в руках старика. — На что она тебе? Давай её сюда, я знаю, что с ней делать.
— Мир вам, господин стражник, — ответил Шомамат. — У меня радость: мальчик на свет появился, а вы хотите омрачить такой день.
Куклы решили заступиться за своего нового товарища и Шомамат-ата. Они усадили Карабая, поднесли ему полную чашу сладкого вина. Карабай с жадностью схватил чашу, выпил её до дна, крякнул и сказал чуть поласковее:
— Плати-ка пять золотых, старик, а не хочешь — швырну твоего деревянного выродка в огонь.
Он протянул руку за куклой, но не достал. Хотел было встать и кликнуть палача, но язык его не ворочался, а ноги были будто ватные и не двигались. Он повалился на пол и захрапел так, что стены задрожали… Кукольник вытащил стражника из дома и бросил в канаву…
Так деревянный мальчик остался целым и невредимым.
Прошло пять дней… Соседи кукольника ухаживали за малышом. Красавица Тоти-ха́н смастерила ему тюбетейку. Сначала она нарисовала на чёрном сатине цветы, вышила их разноцветным шёлком, потом подшила подкладку, а между швами заложила бумажные трубочки. И тюбетейка получилась красивая и твёрдая. Девочка Махира́ нашла кусок синего бархата, кусок бязи и сшила для новорождённого камзол, безрукавку, рубашку и штаны. Сапожник Каю́м стачал узорчатые сафьяновые сапожки. Они так скрипели, что за сто шагов было слышно.
Шомамат-ата одел малыша, глянул на него и удивился: перед ним стоял не пятидневный малютка, а настоящий джигит. Обрадованный кукольник побежал звать глашатая.
— Сынок, — сказал он, отыскав Орифа, — давай созывай народ. Надо скорее известить всех о новорождённом, устроить пир, иначе останется наш джигит неизвестным. Ты же знаешь обычай: пока мы не справим пир и не дадим малышу имя, никто признавать его не будет.
— Я мигом, — согласился Ориф-глашатай, сел на своего вислоухого ослика и поехал по улицам, громко выкрикивая: — Слушайте все, слушайте, слушайте! Кузнецы и чеканщики, купцы и чайханщики! Как солнце зайдёт, пусть каждый идёт в дом Шомамата нарекать именем и славить новорождённого. Не успел он появиться на свет — растёт не по дням, а по часам… Слушать всем, всем, всем! Мясникам, и лабазникам, и ребятам-проказникам…
Тут он увидел лоточника, окружённого толпой босоногих ребят, с завистью глядевших на сладости.
— Подходи-поспеши, не жалей свои гроши! Кто попробует — ещё потребует, кто не пожелает — тот пожалеет. Половина — сахар, половина — мёд…
— Эй, лоточник, угости черноглазых! — крикнул глашатай, бросив торговцу несколько монет. — За здоровье нашего джигита!
Ребята взвизгнули от радости, а лоточник принялся оделять всех лакомствами, повторяя по привычке:
— Кто попробует… Подходи-поспеши…
И вот задолго до вечера запылал очаг во дворе у Шомамата. Мясники принесли баранину, над огнём зашипело сало; женщины принесли рис и лук, морковь и соль, и, когда стали собираться гости, посреди двора в огромном котле уже доспевал жирный душистый плов.
Вскоре родственники, соседи, знакомые заполнили двор Шомамата.
Пришли и случайные гости, а про босоногих мальчишек и говорить нечего — они сновали повсюду.
За гостями ухаживали куклы: одни разносили чай, другие подавали гостям поднос с лепёшками и сладостями. Стоял весёлый шум и смех. Двор кукольника гудел от радостных голосов. Все были счастливы, но счастливее всех в тот вечер был сам Шомамат-ата. С улыбкой и глубоким поклоном встречал он гостей, а гости пожимали ему руки, поздравляли с сыном-батыром и преподносили подарки: кто сладости в узелке, кто фрукты, а кто и несколько монет.
— Это вам… — вежливо говорили гости. — Хоть и невелик наш подарок, но он от всей души, примите его, Шомамат-ата, как самый большой.
Гости ели и пили. Всем было весело, но настоящее веселье ещё не начиналось, потому что настоящее веселье начинается тогда, когда приходят на пир острословы.
И в тот вечер пришли два острослова: Рузы́, которого за трусливость прозвали Заяц, и Кузы́, за жадность прозванный Жадина. Вот они вышли на середину двора, Рузы указал пальцем на Кузы и залился смехом.
— Почтенный Кузы, — сказал Рузы, насмеявшись вдоволь, — говорят, что ваш школьный учитель подарил вам зурну и сказал при этом: «Когда соберёшься играть на ней, сперва подай нищим милостыню». С тех пор сорок лет прошло, но что-то никто не слышал, как вы играете…
Все засмеялись, но Кузы ничуть не смутился.
— Дорогие гости, — сказал он, даже не улыбнувшись, — пошли мы однажды с почтенным Рузы на охоту. Вдруг я вижу следы тигра на песке. «Слушайте, Рузы, — говорю я, — видите, тигр пошёл прямо на север…» — «Да, да, вижу. А как пробраться на юг?» — спрашивает мой храбрый друг.
Гости опять засмеялись, а когда умолк смех, Рузы сказал:
— Прихожу я как-то в гости к почтенному Кузы. А встретил меня не хозяин, а огромный зубастый пёс. Я еле ноги унёс, а при встрече с Кузы спрашиваю: «Почему вы ночью собаку на привязи держите, а днём с цепи спускаете?» А он мне в ответ: «Вор-то раз в десять лет зайдёт, а гости ходят каждый день»…
— А вы, дружище, любите ходить по гостям, — не сдаётся Кузы. — И посидеть в гостях любите как следует. Помните, с женой возвращались поздно ночью? Шли как положено, впереди жены с фонарём, да, на грех, увидели чью-то тень на дороге… Что вы тогда жене сказали?
Рузы молчит, не знает,
