Шрифт:
Закладка:
Мысль я не закончил, но настроение поднялось, что и к лучшему. А то у меня всю неделю со встречи с козлом-корифеем не настроение было, а гнилое болото. Даже Потап почти всё время спал: видимо кино про меня, которое он смотрит, окрашивается моими эмоциями и отношением.
А ко мне подскочил матрос-не матрос, чёрт знает: парень в кожаной юбке по колено и простой тканевой кофте с штопками и подтёками смолы. Молча глубоко поклонился.
— Аркубулюса надо разместить, — сообщил я, наблюдая как на надстройке у Лидарёныша случаются чуть ли не вулканические пертурбации с мордой.
Ну совсем бордовым стал, буркалы пучит: возмущается, что на него просто забили. А я… да нет никакого смысла лебезить перед идиотом. Понятно, что «заступничество» и возможность привести придурка к разумному знаменателю у надсмотрщицы — вещь эфемерная. Вот только этот щенок, вне зависимости от моей модели поведения, ко мне даже нейтрально относиться не будет. Так и какой мне смысл сдерживаться? Единственное, что моё поплёвывание на него может сделать — так это он меня на поединок вызовет. Так я — только «за». А все остальные «гадости и неприятности» так и так будут, так что смысла перед недоумком задом вилять никакого.
— А потом мою комнату покажешь, — продолжил я. — И зовут тебя как?
— Гритка, почтеннейший. Коня… вашего… — задумчиво протянул он, смотря в огненные глаза аркубулюса. — Прошу простить, а пожара…
— Не будет. Ест сам, живность. Курица, рыба. Гадить не будет, только пепел сметать надо.
— Понятно, почтеннейший. Тогда в грузовой трюм, с вашего позволения.
— Позволяю, — кивнул я, сполз с железного медведя и направился за Гриткой.
Последний по пути, извиваясь и недоговорками, но всё же уточнял насчёт пожароопасности и желания «всех сожрать» аркубулюса. В общем-то, понимаемые опасения, но после четвёртого раза я рявкнул (потому что достал), и вопросы прекратились. Разместили транспортное средство мы в грузовом трюме, рядом с кучей тюков и ящиков, в закутке. Ну а медведь, выполняя распоряжение, опустился на пол и почти погасил сияющие огнём глаза.
Я же стал собирать барахло, закреплённое на звере, любуясь всё более скорбной и печальной мордой Гритки: с собой я брал действительно много барахла: патроны, книги, мёд, да и деньги: довольно ощутимую сумму золотыми в сундучке. В общем — барахла много, всё тяжёлое даже на вид, а скорбный вид матроса был оправдан: он, бедолага, прикидывал, его сразу раздавит насмерть, или помучается с грыжей и вывихами.
— Позови ещё кого, — милостиво сообщил я, после того как расставил пожитки на пол.
— Я мигом, почтеннейший! — озвучил парень и ускакал так, что аж кожаная юбка развевалась.
Вернулся действительно быстро, с пятёркой коллег, которые моё барахло и попёрли. Причём не к той дыре в палубе, в которую мы сюда проникли. И по пути я с некоторым удивлением наблюдал в отдалении довольно много народу, в основном, бултыхающихся в гамаках, причём трёхъярусных гамаках: по столбам, на которые они крепились, вели лестницы.
И вообще запашок… хотя запашок пахнул, скорее, из лестницы на этаж пониже. Там, где мы были — ну не благоухание, но терпимо, если не приближаться.
— Кто такие? — поинтересовался я, кивнув в сторону гамачного стойбища.
— Переселенцы, почтеннейший. И рекруты в войско, и просто горожане. Но, обычно, из Академии его величества в основном.
— А почему из Академии-то?
— Сам я много не знаю, почтеннейший…
— Коррроче.
— Долг перед Академией…
И пока мы пробирались по недрам корабля вслед за носильщиками, выдал мне парень такой расклад. Что-то он действительно не знал, но по общим данным понятно.
Итак, выходило, что с населением Острова Благовоний (или Островом Пряностей, в местном языке выходило и так, и так) у нашенских, зимандских, не всё гладко. Вроде и не «всё негладко», но одарённые, даже слабые, корифейским владениям нужны достаточно сильно. И выпускник Академии, одарённый, на Пряном Острове становился «не должным за обучение», да ещё и денежку какую-то на обзаведение ему начисляли. Ну а мещанину, да ещё с семьёй — денежки побольше, нарез земли или дом в городе. В общем, иммиграция поощрялась финансово достаточно внушительно, хотя, подозреваю, что как минимум окупалась поставками пряностей, благовоний и прочего кофе.
А на вопрос насчёт вонизма Гритка ответил — преступники. Судя по контексту, скорее должники, серьёзные преступления низшими сословиями наказывались сурово и не всегда экономически оправданно. А вот «должники» выходили рабами, если оперировать понятиями Земли. То есть имуществом, как оно есть. Не слишком распространённая именно на Зиманде практика, но вот на остров таких, выходило, шлют активно.
На первый взгляд людишки — тоже рабы, но вообще — не так ни разу. Прав именно на людей ни по укладам, ни по закону владеющие не имели. Есть тонкости с корифейским государственным аппаратом, но тут, опять же, не имущество. А владели владеющие именно землёй, на которой селились людишки, становясь подвластными владеющему. Да, тот их мог тиранить, трахать-убивать, но никакой «привязки к земле» не было. И у совсем самодура (или не имеющего возможности приглядеть за «арендаторами», как Михолап) таких «арендаторов» просто не оставалось.
Впрочем, это момент средневековья, несколько более гуманный, чем был у нас. А вот преступники содержались в несколько более жёстких условиях, чем переселенцы, не видели неба до окончания плавания и выкупались по прибытии на Остров Благовоний владеющими или даже простыми мещанами.
— Они у вас от болезней и из-за грязи не помирают? — уточнил я.
— Так с чего им помирать-то, почтеннейший? Раз в седмицу помывку устраиваем, а девок так и почаще…
Ну, в общем, понятно, да и хрен бы с ним. А мы, тем временем, дотопали до лестницы не на палубу, а в некий «дом под палубой», с этими самыми комнатами, которые каюты. И… ну, не фонтан, конечно. Комнатка два на три метра, унитаз без смыва, «самотёком». Ванная-бадья есть, но, очевидно, набирается матросами, не удивлюсь, если забортной водой. Окошко мелкое, круглое, с решёткой и под потолком. Хоть осветительный кристалл есть и небольшой стол со стулом (последний был на роликах прикреплён к полу). Носильщики барахло разложили, отъев этим и так не слишком обширное пространство комнаты, и свалили. А Гритка «с моего дозволения» выдал мне «правила пребывания на судне». Например, вопрос с «насилием над мещанами» солдатами,
