Обстановка внутри оказалась ничуть не восточная, я словно оказался у тех же Добрятниковых в гостях. Мебель старая, но явно купленная из какого-то дворянского особняка. Ковры на стенах, магический светильник под потолком, тоже жутко старый, но всё ещё рабочий. Было видно, что хозяин пытался создать атмосферу достатка, но последнее время запустил дом.

Купец, худощавый мужчина лет тридцати, встретил нас в столовой. По виду — чистый огр, а по одежде и не отличишь от купца орка или человека, только на голове огрская вышитая тюбетейка. Я представился Иваном Ивановичем Русовым — так и запомнить проще и не запутаюсь, если что. А хозяина звали Назиром Абдуллаевичем Баязитовым, относился он ко второй гильдии и занимался торговлей бухарскими товарами. Он усадил нас за стол и, заявив, что «сытый гость — радость для хозяина», хлопнул в ладоши. Тут же старик-слуга, встретивший нас на входе, стал выносить блюда с едой. Глубокие тарелки с токмачем, куриным супом с лапшой. Треугольные пирожки, которые хозяин назвал эчпочмаки. Какие-то лепёшки с начинкой, название которых я не запомнил. И всякую другую снедь, простую, но вкусно приготовленную.

Пока мы ели, я исподволь разглядывал купца. К удивлению, я почувствовал с ним некоторое родство. Такое, знаете, неуловимое, будто встретил очень дальнего родственника, похожего на тебя парой фамильных черт. А потом вспомнил — во мне же есть доля огрской крови! Мои предки, князья Урусовы, были потомками Едигея, беклярибека Золотой Огрской Орды, темника-генерала и шурина Тамерлана. Позже его правнук перешёл на службу к Московскому царю, став первым Урусовым. Так что родство с этим купцом несомненно есть, только очень-очень дальнее.

Убрав опустевшие тарелки, старик принёс самовар, и мы принялись чаёвничать под неспешный разговор.

* * *

— Хлопок, Иван абый, из Бухары я везу хлопок, ткани, украшения, — по-русски Баязитов говорил чисто, совершенно без акцента. — Иногда оружие, если есть на него заказы. А туда везу мёд, замки, сталь, иногда порох. Целые караваны отправляем, по двести, триста верблюдов.

— Ого!

— Не в одиночку, — вздохнул купец, — по десять, иногда двадцать купцов собираемся, нанимаем охрану и едем. Три месяца в одну сторону, три в другую, там ещё два месяца, пока расторгуемся. А по дороге так и норовят ограбить. Возле Самарканда на нас однажды напали сорок разбойников во главе со знаменитым Ходжи-Бабой. И что бы вы думали? Наша охрана просто разбежалась! А этот Ходжи-Баба, да сгорит он в адском пламени, стал ездить вдоль верблюдов и с криком «Сезам, откройся» вспарывал мешки с товаром. Хорошо, что нам повезло и появилась стража.

— Поймали этого разбойника?

— Куда там! Эти сорок шакалов похватали часть товара и умчались прочь.

— Соболезную.

— Не стоит: до моих верблюдов, — Баязитов улыбнулся, — они не успели добраться.

Васька всё это время сидел тихо, в разговор не вмешивался и вовсю уминал сладости с большого блюда.

— Уважаемый Назир абый, — я взял на вооружение огрское вежливое обращение, — хотел у вас спросить. На комоде я заметил старую серебряную табличку. Откуда она? Никогда не видел символов, что на ней изображены.

— О, Иван абый, вы умеете задавать интересные вопросы! — купец аж расцвёл от моих слов. — Это не просто табличка, это самая настоящая пайцза хана Чингиса.

— Неужели? Откуда у вас такая удивительная редкость?

— Мой дед говорил, что его дед рассказывал, а тому передал его дед, что эта пайцза прародителя моего рода. По преданию, он был внуком хана Чингиса от одного из многочисленных его сыновей от младших наложниц. Дослужившись до тысячника, он пришёл в эту землю вместе с дядей Джучи и остался здесь жить.

— Какая потрясающая история! Разрешите мне взглянуть на пайцзу?

— Конечно, Иван абый, как я могу отказать вам.

Я подошёл к комоду и принялся разглядывать потемневшую от времени пластинку. Надпись шла на ней вертикально, столбиком, а буквы были совершенно незнакомые. Интересно бы скопировать их, а потом найти специалиста по восточным языкам и перевести.

Во мне насмешливо фыркнул Анубис. Талант вынырнул из глубины, посмотрел на пайцзу моими глазами, и тут же буквы странного алфавита сложились в осмысленный текст.

«Повелением Вечного неба. Указ хана Узбека. Человек, который не покорится, виновен и должен умереть»

Вот те на! Это вовсе не пайцза сотника, а обычный указ, да ещё и гораздо более позднего времени. Похоже, легенда уважаемого хозяина — выдумка от первого до последнего слова. Но я не стал говорить этого вслух, а поблагодарил за возможность увидеть старинную вещь и сел обратно за стол.

В комнату вошёл старик-слуга и что-то сказал по огрски.

— Ай, Иван абый, извините, но приехал человек по торговым делам.

— Всё понимаю, Назир абый, — я приложил правую руку к сердцу, — не нужно извинений. Спасибо за ужин, за чай, за интересный разговор. Мы ляжем спать, чтобы не мешать вашим делам.

Пока мы с ним расшаркивались, в столовую вошёл орк в дорожной купеческой одежде. Я только моргнул от удивления. Ванька, Щербатов! Ты смотри, как изменился — заматерел, округлился, ходит важно. А глаза всё такие же хитрые, как и при первой нашей встрече.

Ванька поздоровался с хозяином, что-то сказал ему по-огрски и только потом соизволил обернуться к нам. И тут же выпучил глаза, узнав меня без каких-либо сложностей. Вот тебе и накладная борода!

Глава 2

Мертвец

Надо отдать должное, Ванька и слова лишнего не сказал. Поздоровался со мной, представился и переключился на Баязитова. А мы с Васькой пошли за слугой в выделенные нам комнаты. Я даже успел немного подремать, прежде чем в дверь тихо постучали.

— Константин Платонович, — послышался громкий шёпот, — это я, Иван Щербатов.

— Входи, не заперто.

Бывший коробейник втёк в маленькую комнату, будто ртуть, и запер дверь.

— Как я рад вас видеть, Константин Платонович, в добром здравии! А говорили, будто вас в ссылку отправили.

— Кто говорит?

— Да всякие. Вроде видели, как вас по Сибирскому тракту повезли в кандалах. Брешут, небось?

— А сам как думаешь?

В полумраке хитро блеснули глаза орка.

— Я мыслю, бежали вы, Константин Платонович. Чай, с фальшивой бородой в огрской слободе вы не от барской блажи прячетесь.