Шрифт:
Закладка:
На деле все оказалось проще: холодный барак, тяжелая работа от зари до зари, а получка почти целиком уходила на спиртное и дорогущие фрукты, без которых выросшая на юге Ольга не могла. Никакой романтики севера она не почувствовала, и через полгода ей стало скучно и там, но в это время у нее как раз закрутился роман с Геркой, в результате которого в положенный срок на свет появился ее Корешок.
Корешок и стал причиной того, что Ольге пришлось вернуться к матери. А куда с грудным ребенком в холодном бараке? Да и Герка, когда пузико у Ольги округлилось, как-то сразу к ней охладел и рванул дальше по просторам нашей Родины.
Ольга хорошо помнила, как появилась на родном пороге с Антошкой на руках, подергала запертую дверь и пошла к соседке тетке Тамаре.
— А Ксения в рейсе, — всплеснула руками та. — А разве ты ее предупреждала, что приедешь, Олечка?
— Я телеграмму давала, — Ольга проглотила комок обиды. — Еще три дня назад.
— Ой! — замахала руками тетка Тамара. — А Ксения уже две недели с оборота катается!
— А когда обратно? — Ольга судорожно прикидывала в уме, хватит ли у нее денег на гостиницу.
— В отдел кадров зайду завтра и узнаю, — зацепилась тетка Тамара. — А ты раздевайся, располагайся пока у меня. Это кто у тебя, сынок или дочка?
— Сын. Антон.
Тетка Тамара быстро раскрыла ватное одеяло, распеленала младенца и умильно причмокнула губами:
— Ох, какой лапусенька! Какой хорошенький! На Ксеню похож!
— На меня он похож, — обиделась Ольга.
— Да нет же! Губки бабкины, и носик тоже. Вылитый! — заключила соседка.
Ольга не могла понять, почему ее так покоробило, что ребенок похож на бабку. Она привыкла всем говорить, что сынок ее копия, потому что Геркиного в нем не было ничего. Даже обидно… Так бы хоть на сына смотрела и его вспоминала… А может, и к лучшему, что не похож. С глаз долой — из сердца вон.
Ксения явилась из поездки через неделю. Усталая, хмурая. Глянула мельком на Ольгу, словно вчера расстались, и уставилась на Антошку.
— А это еще кто? Откуда подарок?
— От верблюда, — буркнула Ольга.
Тетка Тамара смекнула, что назревает семейный скандал, и благоразумно вышла на кухню.
— Верблюжонок, значит, — с усмешкой уточнила мать. — А ты — верблюдиха? Или верблядиха?
Ольга дернулась, как от удара, подхватила сына на руки.
— Ну-ну, — Ксения решительно отстранила ее — Дай хоть в рожу гляну. Какого роду-племени? В нашу породу или нет? Может, от черного какого нагуляла?
— В вашу, в вашу, — выглянула с кухни Тамара. — Губы точно твои!
— Сама вижу, — оборвала ее Ксения — Ну-ка, иди к бабке, внучок Как там тебя по батюшке? Или по матушке?
— Антон Коренев, — сухо уточнила Ольга.
— Значит, по матушке, — кивнула Ксения — А что же наш Коренев полные штаны навалил и молчит?
— Я сейчас поменяю, — Ольга сняла с батареи ползунки.
— Дай сюда, — отобрала их Ксения. — Я сама Свое говно…
И с тех пор Ксения проводила в ломе странную политику «разделяй и властвуй». С Антошкой она то сюсюкала, то была как злобная мегера, причем смена масок проходила мгновенно, без предупреждения и видимого повода. Ольгу мать почему-то сразу записала в злейшие враги.
Наверное, злилась и вымещала на ней досаду за свои несбывшиеся мечты, за не оправданные Ольгой надежды. Вот, растила дочку одна, думала, в люди выбьется, мать ею гордиться станет… А она, шалапута никчемная, учиться не стала, нагуляла ребенка и явилась мать позорить. Так еще сидела бы тише воды ниже травы, знала свое место, стеснялась… А она, словно нарочно, всем соседям раззвонила про свою жизнь на Севере, про Герку этого беспутного, который с ней побаловался и бросил, да про то, как спирт на морозе пили. Ну что за славу себе создает, дуреха?!
От бесконечных попреков Ольга и года не выдержала — отправилась дальше счастья искать. Устроилась в Моздоке на фабрику, получила общежитие, Антошку в ясли отдала. Только обжилась, а тут — на тебе! Мирный захолустный Моздок превратился в прифронтовую зону, рядом с фабрикой развернули полевой госпиталь, стало неспокойно и страшно… Пришлось срочно возвращаться обратно к матери, от греха подальше. Ксения пристроила ее проводницей, Антошку отдали в сад на пятидневку, а в выходные, если обе были в поездках, его брала тетка Тамара. Вот ведь соседка, чужая вроде, а лучше родной бабки…
Проблемы начались, когда Антошке пришла пора в школу идти. В городке не было ни одного интерната, Ольге дали направление в районный., закрытого типа, по злой иронии судьбы тот самый, где и она сама провела свое детство…
Антошка бузил, рыдал, требовал, чтоб его вернули домой, и ни на какие доводы и обещания не реагировал. Кое-как промучились год, и теперь Ольге надо было срочно что-то решать. А что решать, если бабка о том, чтобы выйти на пенсию, и слышать не хочет? Не самой же работу бросать… Безотказная тетка Тамара за последний год сильно сдала, следить за шустрым подросшим, подвижным мальчишкой ей было уже в тягость. Да и в школу Антошку пришлось бы водить через железнодорожные пути, потому что их двор был последним жилым островком, уцелевшим на полосе отчуждения между вагоноремонтным депо и бригадным домом.
Рельсы начинались прямо за калиткой, трава у забора была покрыта слоем мазута, а вся жизнь его обитателей проходила под круглосуточный, нескончаемый перестук вагонных колес, лязганье сцепок да зычные переклички машинистов.
Когда-то давно, в раннем детстве, Ольга видела старый черно-белый фильм, из которого запомнила узкоглазого мальчика. Он бегал по трамвайным путям и бормотал себе под нос бесконечное:
— До-де-ска-ден… до-де-ска-ден… — подражая перестуку колес, и это было гораздо точнее по ритму чем наше: «тук-тук-тук».
— До-де-ска-ден… — часто шептала Ольга перед сном, вслушиваясь в монотонное постукивание под днищем вагона. — До-де-ска-ден… Под-стук-ко-лес…
Глава 2
Скорый поезд с названием южною юрода на зеленых запыленных боках вагонов мчался вдоль редких селений на косогорах, одиноких домишек обходчиков, мимо мальчишек с велосипедами на переездах, мимо разрозненной мозаики чужой, тоскливой, обрывочной жизни.
Ольга смотрела в окно. Спать хотелось ужасно, так что пейзаж за окном сливался в серую дымку, подергивался пеленой, а под полуопущенными ресницами начинало щипать. Сегодня за ночь на ее дежурство выпало пять посадок, так что к утру она уже вымоталась, а впереди через полчаса еще крупная узловая станция. Последняя. И все, можно будет будить Лидку и
