Неожиданно для самой себя Ольга вдруг принялась оживленно рассказывать:

— А вот помнишь, была такая песня, «Фонарик»? Мне мать говорила, что раньше, когда в поезд контролеры садились, бригадир велел в рубке эту пластинку ставить. Ну, чтоб всех предупредить. А контролеры и не секут, идут себе с проверкой, а во всех вагонах из радиоточки несется: «Горит, горит, горит…»

В темноте ей не было видно лица Никиты, но голос его оказался каким-то глухим:

— Я знаю эту песню. У бабушки была пластинка. Там еще такие слова есть: «И фонарик, ах какая умница, вдруг погас на несколько минут»…

Ольга ощутила, что его рот плотно обхватил ее губы, его рука скользнула за вырез блузки. И сразу дыхание перехватило, словно ее неожиданно сбросили с обрыва в воду.

Сил сопротивляться не было… да и не хотелось ей противиться его ласке. Наоборот, хотелось, чтоб он не останавливался на этом, а стал смелее и нахальнее…

Никита опрокинул ее на полку, прервал на секунду поцелуй и опустил на окно плотную дерматиновую штору. Так что, когда тоннель наконец кончился, в купе было по-прежнему темно.

Эх, права была Лидка… Стук колес под днищем вагона и мерное покачивание совпадают с биоритмом сексуальной чакры…

Впервые в жизни Ольга испытала такое острое, радостное ощущение, впервые в жизни так исступленно и неистово обнимала мужчину, прижимала его к себе, впервые позабыла, где она, и даже, кто она…

Теперь было немного стыдно… Она отвернулась и торопливо натянула одежду, потом подняла штору.

Избегая смотреть в лицо Никите, нашла в сумке зеркальце, глянула в него, чтоб поправить волосы.

Какой кошмар! Физиономия пунцовая, глаза блестят как-то лихорадочно, губы просто фиолетового цвета. На люди так нельзя показаться.

Никита взял ее лицо за подбородок и повернул к себе. Несколько долгих минут он смотрел на нее. так что Ольга смущенно опустила глаза, а потом ласково сказал:

— Да ты просто красавица… Оставь так волосы, тебе очень идет…

И Ольге было нестерпимо приятно слушать его слова. Она просто таяла от них.

— Настоящая русалка… И что ты в модели не пошла? Сейчас бы, знаешь, какие бабки зашибала?!

— Ну, что за профессия: вешалка для платьев' — неловко хмыкнула Ольга.

— А это разве профессия для такой девушки, как ты? — укоризненно сказал Никита.

— Другого не умею, — буркнула она.

Он обнял ее за плечи, притянул к себе и вздохнул:

— Эх, Олька, жизнь наша недоделанная… Ну ничего, скоро и мы заживем по-людски… Не хочу ничего обещать, но если у нас все сладится, то бросишь ты эту бодягу… Одевать буду, отдыхать возить, не пожалеешь.

— Ты… о чем? — с замиранием сердца спросила Ольга. — Это что, предложение?

Она произнесла это как можно небрежнее, и правильно сделала, потому что Никита ухмыльнулся:

— Предложение. Только не руки и сердца, а всего остального. Ты мне понравилась, я тебе тоже, так ведь? И в постели ты очень даже… Ну-ну, не смущайся. Это же хорошо, я таких горячих люблю. Да не красней ты так! Я же с тобой откровенно говорю. У меня бизнес, поездки, туда-сюда, башка пухнет. Мне девок уламывать некогда. Время и бабки на них тратить зря. Мне и одной хватит, только чтобы в моем вкусе.

— Я, значит, в твоем? — уточнила Ольга.

Ей стало почему-то нестерпимо горько Обидно… Хотя обижаться ведь не на что. Никита действительно был откровенен, говорил с ней прямо, не хитрил, не вешал лапшу на уши, не обещал лишнего… Вот только хотелось, чтобы обещал… Чтоб лепетал всякую любовную чушь, а то приценивается, как в магазине…

— Похоже на то, — кивнул он. — Но с первого раза не поймешь.

Он быстро глянул на часы. Ольга невольно отметила про себя, что до Минвод еще целый час, и подумала: успеем…

Поезд едва успел тронуться от вокзала в Минеральных Водах, Никита еще с улыбочкой махал Ольге с платформы, а Лидка уже влетела в служебное купе и с размаху плюхнулась на полку. Ей не терпелось услышать подробности.

— Ну, что? — она пихнула Ольгу локтем в бок. — Как он тебе?

Она схватила стакан с недопитым шампанским и залпом опрокинула в себя.

— Фу! Жарища! Не могу! Вас как послушаешь, так пот прошибает! — хихикнула она. — Я там, за стенкой, чуть с ума не спрыгнула.

— Что, слышно было? — испугалась Ольга.

— Ну, не то чтобы да… — интригующе протянула Лидка. — Но при богатой фантазии можно догадаться…

— Ты фантазируй поменьше, — хмуро посоветовала Ольга. — И иди дежурь, раз уж взялась. А я посплю. У меня от шампанского голова трещит.

Она сдвинула Лидку, легла на полку и отвернулась к стене. Напарница обиженно посопела, посидела рядом, пытаясь завязать разговор и выпытать детали «встречи на высшем уровне», да так и ушла ни с чем. А Ольга перевернулась на спину и зажмурилась.

Перед ее внутренним взором снова стоял Никита Клетчатая рубашка расстегнута на груди, тесные джинсы в облипочку… Ветер треплет русый чуб… Он такой красивый, что даже сердце ноет. А глаза у него зеленые с карими крапинками, словно веснушки в глазах… или солнечные искорки…

Ну вот, потянуло на сравнения и эпитеты. Того и гляди, еще и стихи писать начнешь… После расставания с Геркой Оля тоже впадала в поэтическим транс и даже сочинила несколько строчек:

Мы с тобой так близки,

Ближе нет ничего на свете…

Засыпаем щека к щеке.

Засыпаем рука в руке.

Улыбаясь во сне, как дети…

Но дальше дело не пошло, потому что дальше воспоминания становились совсем не романтическими, всплывала злость и обида. От их детских улыбок настоящее дите народилось, и теперь ближе его на свете у Ольги никого не было…

А сейчас почему-то сами собой, под стук колес в голове складывались слова:

Мой поезд мчится не туда…

Я впопыхах едва успела.

Но как я сесть в него посмела?!

Ведь, перепутав города,

Мой поезд мчится не туда…

А куда надо? Обратно! Туда, где остался на перроне Никита…

Его не поворотишь вспять.

Он, как стрела, летит по лугу.

Нет, не по лугу, а по кругу,

И этот круг не разорвать.

Его не поворотишь вспять…

Дальше застопорилось. Луг становился крутом, круг — лугом, Никита улыбался, Ольга смотрела на него