случаю надели самую лучшую, то есть наименее грязную и рваную, одежду. Облезлая собака, которая рылась в грязи перед церковью, испуганно поджала хвост, когда рядом с ней проскакал на лошади гусар с украшениями в виде крыльев на спине.

Внутри костёла, в полумраке, через который пробивался свет из разноцветных витражных окон, Дануся и её родители встали вместе с другими прихожанами перед алтарём, где старый тщедушный ксёндз с доброй улыбкой монотонно бубнил молитвы на языке, который девочка почти не знала.

– Дануся, – тихо сказала ей мать, дотронувшись до её плеча, – Бог на небе, и он нас любит. Будь хорошей девочкой, молись Ему – и Он тебя обязательно услышит.

И Дануся смотрела на деревянный крест, залитый тусклым светом свечей, и пыталась повторить слова молитвы, которую читал ксёндз. В лучах солнца, льющихся через витражи за алтарём, девочке виделось лицо безгранично мудрого и доброго старца с седой бородой. Она в мыслях протягивала к нему руки и просила помочь, спасти от несправедливости жизни…

Шли годы. Дануся стала двенадцатилетней девушкой – высокой, худой и нескладной. Она подметала пол метлой под строгим присмотром отца, а мать в это время занималась едой на столе. Повсюду бегали крысы – серые и шерстистые. Дануся их пугала, замахиваясь орудием своего труда.

– Дануся-уся-пуся!

– Мети метлой, ведьма!

Это были уже не крысы, а два маленьких брата Дануси – Ендрек и Бартек. Одетые в обноски, они весело плясали вокруг старшей сестры, корчили ей рожи и махали руками перед ней. Внутри Дануси вскипела злость, от которой она покраснела.

– О, смотри – красная рожа! – задорно крикнул Бартек, с глупым видом обнажив молочные зубы.

Дануся зарычала и замахнулась на брата. Мелкий и юркий Бартек побежал от неё, а она ринулась за ним, стуча метлой по его спине.

Отец не заставил себя долго ждать.

– Данута!!! – взревел он, брызжа слюной.

Он подошёл к Данусе сзади и схватил её за руку словно клешнёй. В правой руке у отца была любимая плётка. Бартек и Ендрек, предвидя зрелище, довольно захихикали. Сердце девушки ушло в пятки. Она не так сильно боялась отца, как в далёком детстве, но всё равно вздрагивала, когда он на неё злился.

– Ты не подметаешь пол, а валяешь дурака? – гремел он на весь дом, – дура ты бесполезная, я жду, что от тебя будет хоть какой-то прок! Твои братья унаследуют моё ремесло и будут работать, а ты ненужный рот, который я поскорее выдам замуж, чтобы забыть!

Мать повернула голову к нему, слушая разговор. Возможно, она хотела вмешаться, но боялась гнева мужа…

– Так научи меня, папа! – Дануся бросила взгляд на гончарный круг с заготовкой на нём. Девушка старалась говорить спокойно, но её голос постоянно срывался от страха, – покажи, как делать горшки! Вдруг я смогу?

– Чтоб баба касалась глины своими грязными руками? – взревел отец, – скорее в аду замёрзнет, чем это случится!

Братья Дануси расхохотались. Сама она чувствовала лишь душевную боль – и больше ничего. А затем последовала боль физическая – отец замахнулся плёткой и ударил.

– Ты ещё должна быть благодарна, что мы тебя родили на свет Божий! – пролаял он.

Но девушка почему-то не хотела его благодарить. Не понимала она, как можно считать такую несчастную и гадкую жизнь благом.

А на выходных Дануся так же продолжала ходить в церковь. Она зажигала свечку и подносила к алтарю в надежде, что Бог обратит на неё свой взор и вытащит из того кошмара, в котором она жила. Она ведь была хорошей и старалась ради родителей.

Седой ксёндз монотонно читал молитвы на древнепентадийском языке, а Дануся их повторяла, теперь уже понимая слова. Как и в детстве, она представляла в окнах костёла лица Бога, Его ангелов и святых, и это было одним из самых светлых ощущений в её полной безысходности жизни.

Была у девушки и другая отрада – рядом с домом она часто играла с рыжим уличным котом, который любил устроиться на камне рядом с чахлым деревцем.

– Один ты меня здесь понимаешь, Драпка, – говорила она, поглаживая кота, – дома меня не любят, а Бог далеко от нас, на небе.

Драпка в ответ мурлыкал и ластился к её тощей руке. Дануся трогала его рыжую, приятную на ощупь шерсть, и чувствовала под ней тёплую кожу. И снова Данусю накрыло отчаяние, что никому во Вспыхове, кроме этого маленького хвостатого существа, она не нужна. Что она бесконечно одинока в этом ужасном мире. Но было ещё что-то помимо этой безысходности. Где-то в глубине души Дануся чувствовала, что обладает некой силой. И этой силе лишь предстоит пробудиться. Возможно, нескоро, но когда-нибудь этот момент непременно настанет, и она сможет поквитаться с отцом за побои…

Минуло ещё несколько лет. Дануся перестала быть такой худой, и у неё оформилась фигура. Она выросла ещё выше и стала ростом чуть ли не с отца. Мать заставила её отрастить длинные волосы и собирать их в причёску – родители много говорили о грядущем замужестве и хотели, чтобы она, насколько возможно, была привлекательной для жениха. И однажды её отец принял решение.

– Ты выйдешь замуж за пана Козловского, – твёрдо сказал он за семейным обедом, – мы с ним уже договорились.

– Тили-тили-тесто, жених да невеста, – поддразнили Данусю братья, поедая овощи и запивая их морсом.

Лицо Дануси, которая сидела за столом напротив отца, помрачнело. Её совсем не радовала перспектива уйти от отца к такому же мужчине, который будет её так же держать в чёрном теле и бить. А через несколько лет стать такой же раздавленной и запуганной, как её мать.

– Но он же противный, – возразила отцу Дануся, – и очень скучный.

– Зато он лучший гончар во всём Вспыхове! – почти перешёл на крик отец, – если мы породнимся семьями, то наши дела пойдут на лад!

Мать Дануси лишь немного вздрогнула.

– Не переживай ты, – она утешала дочь, – у Козловского побогаче дом, и тебе там будет лучше. А