Андрей Сергеев, выпускник лечфака с красным дипломом, мог по распределению получить должность младшего научного сотрудника в НИИ или остаться на кафедре в аспирантуре, но предпочел скорую помощь. Хорошая школа, романтика, да и зарплата – не девяносто два, а аж целых сто пятьдесят! Через три года романтика бесследно растаяла. Мат девчонок из диспетчерской уже не вгонял в краску, чифир по ночам на кухне не вызывал приступов тахикардии. Скабрезные анекдоты в комнате отдыха и коллективные пьянки по поводу и без вошли в привычку. В общем, доктор Андрюша Сергеев на скорой помощи стал своим.

«Хорошо, что за рулем Фёдор Иванович, а не гонщик Валерка, – думал Андрей, удобнее устраиваясь в кресле. – Есть шанс, что, пока едем, пострадавших какая-нибудь попутная бригада подберет».

Всегда спокойный, предпенсионного возраста, с большим круглым животом Фёдор Иванович в иных случаях раздражал своей манерой езды – с включенной мигалкой и орущей сиреной умудрялся ползти не больше сорока. Со стороны выглядело забавно: спешащая на вызов скорая, которую не обгоняют разве что пешеходы. Но сегодня Андрей скоростными качествами водителя был доволен. Тише едешь – дальше будешь. От места аварии. И не мучают неприятные ощущения под ложечкой, накатывающие при утренних стартах с Валеркой, больше похожих на взлеты. Валерий Хлебов, кандидат в мастера спорта и член сборной области по авторалли, каждый вызов расценивал как возможность потренироваться. И даже на обед в столовую гнал, как на пожар.

Город не спеша просыпался. Машин на улицах единицы, собственно их и в часы пик не густо. Не то что в загнивающих капиталистических столицах, где бесконечные «пробки» и дышать нечем. Если верить газетам, конечно. А вот пешеходов уже прилично, и на остановках народ скапливается. Всё-таки рабочий город.

Несмотря на старания Федора Ивановича, машина уверенно приближалась к проспекту Космонавтов. Андрей загрустил: «Успеем, похоже, работы часа на полтора с госпитализацией в тридцать шестую, к черту на кулички. Оксану после смены опять перехватить не удастся». Он с надеждой посмотрел на рацию. Словно ожидая именно этого момента, рация разразилась какофонией звуков, сквозь которые прорвался родной голос Лиды Ненашевой:

– Зенит вызывает седьмую бригаду! Седьмая бригада, семерка!

– Седьмая бригада, семерка, – словно эхо повторила в микрофон Анечка.

– Седьмая домой, на приеме.

«Вот и славно. – Андрей облегченно вздохнул и посмотрел на водителя. – Отбой, разворачиваемся, Фёдор Иванович, поехали смену сдавать. Теперь и побыстрее можно».

Но быстро вернуться на подстанцию не удалось. Вновь оживилась рация:

– Семёрка, примите вызов!

– Седьмая, – откликнулась Анечка.

– Танковая двенадцать, квартира двадцать три. Без сознания, судороги. Двадцать четыре года.

А вот это уже по их, неврологическому профилю. «Скорее всего, эпилепсия, – думал Андрей, глядя в окно на проплывающие мимо серые пятиэтажки. – Для инсульта рановато, двадцать четыре года не возраст инсультов. Танковая, это же семнадцатый военный городок, у них своя медсанчасть есть. Видимо, совсем плохо, раз скорую вызвали. Значит, нужна будет госпитализация. Похоже, завтрак с Оксаной в столовой высшей партийной школы отменяется».

Общежитие высшей партийной школы располагалось через дорогу от подстанции скорой помощи и славилось своей столовой. Сотрудникам скорой выдавали туда пропуска, правда ограниченно и не всем. Но доктору Сергееву, исполняющему обязанности заведующего неврологическим отделением, выдали даже два. Пропуска эти ценились почти наравне с самиздатовским Солженицыным. Во-первых, вкусно, во-вторых, порции большие, а блюда такие, что не в каждом дорогом ресторане получишь. Печёночный протертый суп и салат из крабов, как вам? А бутерброды с чёрной икрой? Это не рыбный день в районной столовке. И самое примечательное, сколько ни набираешь, больше восьмидесяти копеек не платишь!

Андрей почувствовал себя голодным и несчастным. Но работа есть работа.

Через КП их пропустили моментально, и вот уже бежит встречающий, руками машет. Квартира на третьем этаже, типовая планировка, даром что военный городок. Прихожей нет, узенький коридорчик, с носилками не развернёшься, две смежные комнатушки. В дальней железная кровать, со смятой, влажной простыней и растрёпанной подушкой. Одеяло на полу. На кровати молодой парень без сознания, дышит шумно и часто, стонет, периодически что-то непонятное бормочет, видимо в бреду.

За три года практики у Андрея, как у многих наблюдательных врачей, развилось чувство диагноза. Ещё до осмотра пациента по внешнему виду, поведению, мимике и речи, по запаху и даже по обстановке в помещении словно из кусочков мозаики в голове складывалась картина заболевания. Последующий осмотр и диагностические процедуры, как правило, подтверждали первоначальный диагноз.

Сейчас в комнате пахло тяжёлой инфекцией. «Никакая это не эпилепсия. Судороги, вероятно, были, но не удивительно: температура явно за сорок, можно градусник не ставить. – Андрей проверил пульс. – Нитевидный, сто сорок в минуту, плохо дело».

– Аня, систему готовь!

– Уже готово, доктор, что набираем?

– Умница, что бы я без тебя делал.

Анечка слегка покраснела и расплылась в счастливой улыбке. Всей подстанции известно, что фельдшерица Альфинур Тагайнова безответно влюблена в доктора Сергеева и всеми правдами-неправдами подстраивает свой график дежурств под смены доктора.

«Так, физраствор, глюкозу, давление низкое, значит гликозиды, преднизолон, что-нибудь противосудорожное и жаропонижающее, конечно».

Дав необходимые распоряжения, Сергеев приступил к детальному осмотру, задавая уточняющие вопросы нервно ёрзающему на табурете в углу комнаты сослуживцу больного. Он, сослуживец, скорую и вызвал. И потом на КП бегал встречать.

Итак, военнослужащий, лейтенант Фёдоров Сергей Алексеевич, пятьдесят пятого года рождения, вчера вечером в полном здравии присутствовал на танцах в офицерском клубе, где серьёзно повздорил с другим военнослужащим, из-за девушки лейтенанта, но до драки дело не дошло, поскольку за порядком следил комендантский патруль. Андрей на всякий случай ощупал голову больного на предмет травмы. Видимых повреждений, кровоподтеков и шишек не было, а вот менингеальные симптомы, свидетельствующие о раздражении мозговых оболочек, присутствовали. После танцев Фёдоров с товарищем, тем, кто бригаду вызвал, пошли к лейтенанту домой, недолго посидели и немного выпили для снятия напряжения. Теперь понятно, откуда на столе полупустая бутылка «Столичной» и остатки нехитрой закуски. «Может, отравление суррогатами? Нет, не похоже, да и товарищ пациента вполне здоров. И что для двух молодых офицеров полбутылки „Столичной“? Кстати, хорошая водка, в городе не достанешь, надо бы заглянуть к ним в продуктовый на обратном пути. – Сергеев посмотрел на часы: – Не получится, закрыто ещё будет, жалко».

Где-то в половине первого ночи Фёдоров пожаловался на усталость после дежурства и отправился спать, а товарищ пошел к себе, квартира в этом же доме. В начале шестого его разбудил телефонный звонок: звонил Фёдоров и просил вызвать скорую.

«Неплохо офицеры устроились, в каждой квартире телефон».

Андрей вспомнил, с каким трудом пробил себе телефон отец, директор научного института, член-корреспондент академии наук. Вздохнул и продолжил осмотр: «Кожные покровы бледные, влажные, ногти и губы синюшные, глаза ввалились, давление семьдесят на тридцать, рефлексы повышены, гипертонус, в лёгких рассеянные хрипы, справа, похоже, жидкость… О-па-на, а это ещё что за ерунда?»

Андрей мог поклясться, что всего несколько минут назад этого не было. Он сразу обратил внимание на множественные красные пятна на теле больного, но такое часто бывает при инфекциях и высокой температуре. Теперь же в центре этих красных пятен вздулись пузыри, напоминающие ожоговые, некоторые полопались, и на месте пузырей проступили тёмные, почти чёрные, быстро увеличивающиеся язвы. Весьма характерные язвы, несомненно он про них читал на курсе инфекционных болезней, вот только из головы вылетело. Но то, что эти язвы описывались в разделе особо опасных инфекций, Сергеев был уверен.

– Аня, маску, быстро! И сама надень! – скомандовал Андрей внезапно севшим голосом.

– Какой диагноз, доктор? – встревожилась Анечка.

– Не знаю пока, но ничего хорошего. Надо будет потом руки хорошо помыть и одежду после смены поменять.

Больной снова заговорил. Речь была тихой и невнятной, но отдельные фразы можно было разобрать: «Фильтр… Коля Чернов не поменял… это выброс… командиру доложите… особо опасная… молодые умрут… скорее… надо фильтр…»

Андрей вдруг почувствовал озноб, рука, держащая стетоскоп, слегка задрожала. Стремительная клиника непонятного заболевания, давно ходившие о семнадцатом городке