Шрифт:
Закладка:
Тогда гуси возгоготаша на речкы на Мечи, лебеди крилы въсплескаша [85]. [86] То ти[87] ни гуси возгоготаша, ни [88]лебеди крилы въсплескаша [89], но поганый Мамай на Рускую землю пришел, а вой [90] своя привел.
А уже беды их пасоша[91]: птицы[92] крилати под облакы летаютъ, ворони часто[93] грають, а галицы своею речью говорять, орлы восклегчють[94], а волци грозно воють[95], а лисицы на кости брешут. Руская земля, то ти есть как за Соломоном царем побывала [96].
А уже соколы и кречати[97], белозерския ястребы рвахуся от златых колодец ис каменнаго града Москвы, возлетеша под синии небеса, возгремеша золочеными колоколы на быстром Дону, [98] хотят ударити на многие стады гусиныя и на лебединыя, и богатыри руския удалцы хотят ударити на великия силы поганого царя Мамая [99]. Тогда княз великый въступи в златое стремя, взем свой меч в правую руку свою [100]. Солнце ему ясно на въстоцы сияет, [101]путь ему поведает [102], а Борис и Глеб молитву воздает за сродникы.
Что шумит, что гримит рано пред зарями? Князь Владимер Андреевич [103]полки [104]уставливает и пребирает и ведет к Дону великому. И молвяше брату своему: «Князь Дмитрей, не ослабляй, князь великый, татаром. [105]Уже бо [106]поганый поля наступают, отъимають отчину нашу».
Рече ему князь великий [107]Дмитрей Иванович: «Брате князь Владимире Ондреевич, сами себе есмя два брата, воеводы у нас уставлены [108], дружина нам сведома, имеем под собою боръзыя комони, а на себе золоченыя доспехы, а шеломы черкасьские, а щиты московъскые, а сулицы немецкие [109], а [110]копии фрязския [111], мечи булатныя, [112]а дороги нам сведомо [113], а перевозы им изготовлены, по еще хотят силно главы своя положити за веру крестьянскую. Пашут бо ся хорюгове, ищут себе чести и славнаго имени.
Уже бо [114]те соколе и кречеты, [115]белозерскыя ястреби борзо [116]за Дон [117]перелетели и ударилися о многие стада гусиные и лебединые. То ти [118]перевезлися и наехали рустии сынове на силную рать татарьскою, ударишася, копьи харалужными о доспехы татарскыа, възгремели мечи булатныя о шеломы хиновския на поле Куликове, на речки Непрядве [119].
Черна земля под копыты костьми татарскими поля насеяны [120], а [121]кровию полиано [122]. Силнии полкы съступалися в место, протопташа холми и лугы, возмутишася [123]реки и езера. Кликнуло диво в Руской земли, велит послушати рожнымь [124]землям, шибла слава к Железным вратом, к Риму и к Кафы по морю, и к Торнаву, и оттоле к Царюграду на похвалу: Русь великая одолеша Мамая на поле Куликове [125].
Тогда бо силнии тучи съступалися в место, [126]а из них часто сияли [127]молнии, громи гремели велице. То ти съступалися рускии сынове с погаными татары за свою обиду, а в них сияють [128]доспехи золоченые [129]. Гремели князи рускиа мечи булатными [130]о шеломы хыновскыа.
Не тури возрыкають [131]на поле Куликове, побежени у Дону великого, взопиша [132]посечены князи рускыя и воеводы великого князя и князи белозерстии посечени от поганых татар: Федор Семеновичи, Тимофей Волуевич, Семен Михайлович, Микула Васильевич, Ондрей Серкизович [133], Михайло [134]Иванович и иная многая [135]дружина. [136]А иные лежат посечены у Дону на брези [137].
Черньца Пересвета, [138]бряньского боярина, на судное место привели. И рече Пересвет чернец [139]великому князю Дмитрию Ивановичу: «Луче бы [140]нам потятым быть, нежели [141]полоняным быти [142]от поганых». Тако бо Пересвет поскакивает на борзе кони, а злаченым доспехом посвечивает [143]. [144]И рече [145]: «Добро бы, брате, в то время стару помолодится, а [146]молодому чести добыти [147], удалым, — плечь попытати».
И молвяше брат его Ослабе черънец: «Брате Пересвет, уже [148]вижу на тели твоем раны, уже голове твоей летети на траву ковыл, а чаду моему Якову на ковыли зелене [149]лежати на поли Куликове за веру христьянскую и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».
В то время по Резанской земли около Дону [150]ни ратаи [151], ни пастуси не [152]кличут, но толко [153]часто [154]вороне грають, [155]зогзици кокують [156]трупу ради человечьскаго. Грозно бо бяше и жалостъно тогда видети [157], зане трава кровью пролита, а древеса [158]тугою земли [159]преклонишася.
Въспели бяше птицы жалостные песни, вси въсплакались кнегини [160]и [161]болярыни и воеводины жены о [162]избьенных. Микулина жена Марья рано плакаше у Москвы града [163]на забралах, а ркучи: «Доне, Доне, быстрая река, прорыла [164]еси ты [165]горы каменныя, теченши в землю Половецкую [166], прилилей моего государя к мне Минулу Васильевича».
Тимофеева жена Волуевича Федосья так плакася, а ркучи: «Се [167]уже веселье мое [168]пониче в славне гради Москве, уже бо [169]не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животе». Да Ондреева жена Марья да Михайлова жена [170]Оксенья рано плакашася: «Се уже нам обема солнце померькло [171]в [172]славне гради Москве». Припахнули к нам от быстрого Дону поломянные [173]вести, носяще [174]великую беду. Выседоша руские [175]удалцы з боръзых коней на судное место на поле Куликове. А уже диво кличеть под саблями татарскыми, [176]а тем рускым богатырем под ранами [177].
Туто щурове рано въспели жалостные
