мою хотя прольяти и всю землю осквернити и святыя божия церкви разорити». И рече: «Что есть великое сверепьство Мамаево? аки некая ехидна, прыскающи, пришед от некия пустыни, пожрети ны хощеть; не предай же мене, господи, сыроядцю сему Мамаю; покажи ми славу своего божества, владыко; где ти ангельстии лици, где херувимьское предстояние? где серафимьское шестокрилное служение? Тебе трепещеть вся тварь, тебе покланяются небесныя силы, ты солнце и луну сътвори и землю украси всеми лепотами, яви ми, боже, славу свою, и ныне, господи, преложи печаль мою на радость и помилуй мя, якоже помиловал еси слугу своего Моисея, в горести душа възпивша к тебе, и столпу огневому повелел еси ити пред ним и морския глубины на сушу преложи, яко владыка сый господь, страшное възмущение на тишину преложил еси». И си вся изрекши брату своему и всем князем и воеводам великим и рече: «Приспе, братие, время брани нашея; и прииде праздник рожества царици матере божии богородици, всех небесных чинов госпожи и всеа вселеныа; аще оживем, господеви есмы, аще ли умрем за мир сей, господеви есмы».

И повеле мосты мостити на Дону и бродов пытати тоя нощи в канун пречистыя матере божия богородици. Заутра в суботу порану, месяца септября 8 день в самый праздник госпожин день, въсходящю солнцю, бысть тма велика по всей земли, мьгла: не бо бяше того от утра до третьяго часа. И повеле господь тме уступити, а пришествие свету дарова. Князь же исполни свои полки великие, и вся его князи руския свои полци устроиша, и велиции его воеводы облачишася во одежди местный, и ключа смертныя растерзахуся; трус бе страшен и ужас събранным чадом изъдалеча от Восток и Запад. Поидоша за Дон в далняа части земля; и преидоша Дон въскоре лютой, сверепой напрасно, яко основанию земному подвизатися от множества сил. Князю же перешедшу за Дон в поле чисто, в Мамаеву землю, на усть Непрядвы, господь бог один вождаше его, не бе с ним бог чюжд. О, крепкыя и твердыя дерзости мужества! О, како не убояся, ни усумняся толика множества народа ратных? Ибо въсташа на нь три земли, три рати: первое татарьская, второе литовьская, третьее рязаньская; но обаче всех сих не убояся, никакоже не устрашися, но еже к богу верою въоружився и креста честнаго силою укрепився и молитвами пресвятыя богородица оградився, богу помолися, глаголя: «Помози ми, господи боже мой, и спаси мя милости твоея ради, виждь враги моя яко умножишася на мя; господи, что ся умножиша стужающии мне? мнози въсташа на мя, мнози борющися с мною, мнози гонящеи мя, стужающии ми, вся языци обидоша мя; именем господним противляхся им».

И бысть в шестую годину дни, начаша появливатися поганин измаилтяне в поле: бе бо поле чисто и велико зело. И ту исполчишася татарьстии полци противу крестьян, и ту сретошася полци, и велия силы узревше поидоша, и земля тутняше, горы и холми трясахуся от множества вой безчисленых. Извлекоша оружия обоюду остри в руках их. И орли събирахуся, якоже есть писано: «Где трупи, ту и орли». Пришедшем роком, преже бо начаша съезжатися сторожевые полки рускии с татарьскими, сам же великий князь наеха наперед в сторожевых полцех на поганаго царя Теляка, нареченаго плотнаго дьявола Мамая, таче потом недолго попустя отьеха князь в великий полк; и се поиде великая рать Мамаева и вся сила татарьская, а отселе великий князь Дмитрий Ивановичь с всеми князми рускими, изрядив полки, поиде противу поганых половець и с всеми ратми своими. И възрев на небо умилныма очима, въздохнув из глубины сердца, рече слово псаломское: «Братие, бог нам прибежище и сила». И абие сступишася обои силы велицеи на долг час въместо, и покрыта полки поле, яко на десять верст от множества вой; и бысть сеча зла и велика и брань крепка, трус велик зело, якоже от начала миру сеча не бывала такова великим князем руским, якоже сему великому князю всея Руси. Бьющим же ся им от 6-го часа до 9, пролияся кровь, аки дождева туча, обоих, руских сынов и поганых, множество безчисленое падоша трупья мертвых обоих, и много Руси побьени быша от татар, и от Руси татари, паде труп на труп, и паде тело татарьское на телеси крестьяньском. Инде бяше видети русин за татарином гоняшеся, а татарин сии настигаше; смятоша бо ся и размесиша, кийждо бо своего супротивника искаше победити.

И рече к собе Мамай: «Власи наши растерзаются, очи наши не могут огненых слез источати, языцы наши связаются, гортань ми пресыхаеть и сердце раставаеть, чресла ми растерзаются, колени ми изнемогаютъ, а руце оцепенивають». Что нам рещи или глаголати, видяще пагубную смерть? Инии бо мечем пресекаеми бываху, инии сулицами прободаеми бываху, инии же на копья взимаеми. Да тем же рыдания исполниша москвичь, мнози небывалци, то видевше, устрашишася и живота отчаявшеся и на бег обратишася и побегоша, а не помянуша, яко мученици глаголаху друг к другу: «Братие, потерпим мало; зима яра, но рай сладок, и страстен мечь, но сладко венчание!» И ины сыны агаряны на бег устремишася от крича велика, зряще злаго убийства. И по сих же, в 9 час дни, призре господь милостивыма очима на вси князи рустии и на крепкыя воеводы и на вся крестьяны, дерзнувшая за крестьяньство и не устрашившеся, яко велиции ратници. Видеша бо вернии, яко в 9 час бьющеся, ангели помагают крестьяном и святых мученик полк, воина Георгия и славнаго Дмитрия и великих князей тезоименитых Бориса и Глеба, в них же бе воевода свершеннаго полка небесных вой архистратиг Михаил. Двои воеводы видеша полци, тресолнечный полк и пламенныя их стрелы, яже идуть на них: безбожний же татарове от страха божия и от оружья крестьяньскаго падаху. И възнесе бог нашего князя на победу иноплеменник. А Мамай с страхом въстрепетав и велми въстонав, и рече: «Велик бог крестьяньский и велика сила его: братья измаиловичи, безаконнии агаряне, побежите неготовыми дорогами». А сам, вдав плещи свои и побеже скоро паки к орде. И то слышавше вси его темныя власти и князи побегоша. И то видевше, и прочий иноплеменницу гоними гневом божиим и страхом одержими суще, от мала и до велика на бег устремишася. Видевше крестьяне, яко татарове с Мамаем побегоша, и погнаша за ними, бьюще и секуще поганых без милости. Бог бо невидимою силою устраши полки татарьския и побеждени обратиша плещи свои на язвы. И в погони той ови